Песенный мастер
Шрифт:
— Киарен, — начал он. — Сегодня я тебе понравился.
— Вовсе нет, — возразила та. А поскольку знала, что говорит неправду, упорно продолжала: — Вовсе и не понравился. Ты был настырным и несносным, навязал мне собственную компанию.
— Успокойся, мы ведь статистики, — ответил он на это. — Ничего ведь не бывает на все сто. Скажем, что настырным я был на семьдесят процентов, а ты на шестьдесят процентов не желала моей компании. Я проведу с тобой всего лишь десять процентов вечера, так что у нас остается приличное периферийное поле. Сконцентрируйся на том, что я тебе нравлюсь. Например, я же прикрыл глаз на тот
— Зачем ты меня преследуешь?
— Поверь мне, не хотел я тебя преследовать.
— Почему бы тебе не оставить меня в покое?
Йосиф долгое время глядел на нее; затем у него в глазах появились слезы, лицо приняло невинное, беззащитное выражение.
— Потому что, — тихо произнес он, — я все еще надеюсь, что не вечно буду единственным человеческим существом в этом зоопарке.
— Считай меня еще одним животным.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что ты нечто большее.
Киарен не могла оставаться безразличной к его взгляду, к этим остекленевшим от слез глазам. Может, это игра? Или это всего лишь исключительно сложный способ снять девушку? Потом до нее дошло, что ему, наверняка, нужно было не то, что обычно нужно соблазнителям.
— Чего ты хочешь?
Он сознательно исказил смысл вопроса. Из чистого упрямства ответил неправильно, и, тем не менее, совершенно верно, подумала Киарен.
— Хочу жить вечно.
Девушка попыталась его перебить.
— Нет, я имела в виду, что…
Только Йосиф не позволил себя перебить. Он заговорил громче, поднялся с кровати и бесцельно кружил по ограниченному пространству комнаты.
— Я хочу жить вечно, окруженный вещами, которые люблю. Миллион книг и одна особа. Все человечество присутствует в прошлом, и всего единственный экземпляр людской расы наличествует в настоящем.
— Всего одна особа? — спросила Киа-Киа. — Я?
— Ты? — бросил тот с издевательским изумлением. Затем он смягчил тон. — Почему бы и нет? Во всяком случае, на какое-то время. Одна особа на один раз.
— Все человечество присутствует в прошлом, — повторила Киарен его слова. — Ты настолько любишь свою работу в секции Смертей?
Йосиф рассмеялся.
— История, Киарен. Я ведь историк. У меня дипломы трех университетов. Я писал статьи и работы. Херни и блевоты, — буркнул он. — С моей специальностью у меня нет ни малейшего шанса получить работу на этой планете. Или хорошую должность где-либо еще.
Он подошел к Киарен, встал на колени и положил голову ей на колени. Девушек хотела его оттолкнуть, но как-то не смогла решиться.
— Я люблю все человечество в прошлом. И люблю тебя в настоящем. — Тут он, словно сумасшедший, оскалил зубы, поднял руку с искривленными пальцами и шутливо цапнул ее по предплечью. Киа-Киа не смогла удержаться от смеха.
Выиграл. Она знала об этом. Йосиф остался и продолжил говорить. И он рассказывал ей о своей маниакальной привязанности к истории, которая началась в библиотеке Сиэттла, Западная Америка, в городе, возведенном на развалинах громадного древнего города.
— Мне не удавалось договориться с другими детьми. Зато я прекрасно умел договориться с Наполеоном Бонапарте, Оливером Кромвелем, Дугласом Макартуром, гунном Аттикой. — Эти
Он настолько погрузился в воспоминания, которые вытекали из него без какого-либо контроля, зато в столь чудесно утонченном порядке, что Киарен тоже начала вспоминать, хотя ничего не сказала. Она воспитывалась среди музыки, среди непрерывных песен; но здесь она нашла песню, намного лучше всех тех, которые слышала на Тью. Каденции, мелодии, темы и вариации его голоса были вербальными, не музыкальными, потому они легче до нее доходили, когда же он, наконец, закончил. Девушка чувствовала себя так, будто бы только что прослушала виртуозный концерт. Но она сдержала желание наградить Йосифа аплодисментами — он воспринял бы это как иронию. Поэтому, она только вздохнула, закрыла глаза и вспомнила собственные мечтания с тех времен, когда стала Скрипучкой и желала в один прекрасный день спеть перед тысячами людей, которые будут ею восторгаться, они будут восхищены и тронуты. Эти мечтания у нее отбирали одно за другим, пока ничего не осталось, только шрам, который частенько кровоточил, но никогда не лопался. Киарен вздохнула, а Йосиф воспринял это неверно.
— Прости, — сказал он. — Мне казалось, будто тебе не все равно.
Он встал и направился к выходу.
Киа-Киа задержала его, схватила за руку и оттащила от двери, которая снова закрывалась, поскольку Йосиф не переступил порога.
— Не уходи, — попросила она.
— Я надоел тебе.
Киа-Киа отрицательно покачала головой.
— Нет. Совсем не надоел. Просто, я не понимаю, зачем ты мне все это говоришь.
Йосиф тихонько засмеялся.
— Потому что ты давно уже первая особа, выглядящая так, словно хотела бы слушать и могла понять.
— Мечты, мечты, мечты, — сказала она. — Ты так и не повзрослел.
— Почему же, повзрослел, — возразил он, и боль в его голосе ранил ее слух.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Воды.
— А у меня только она и есть, — призналась Киа-Киа. — Так что все прекрасно складывается.
Она принесла два стакана, и Йосиф напился с таким благоговением, словно пробовал вино, освященное на алтаре. Правда, когда он обратился к Киарен, голос его был мрачен:
— Я обманывал тебя.
Та удивленно подняла бровь.
— Я сменил тему.
— Когда же? — В течение вечера он затронул столько тем. Киарен глянула на запястье.
Они разговаривали более двух часов.
— С самого начала. Я начал говорить о детстве, о мечтах, об истории, и моем личном безумии. В то время, как тебя интересовали исключительно извращения.
Девушка мотнула головой.
— Я не хочу об этом говорить.
— Я хочу.
— Нет. Мне было просто замечательно, и я не хочу этого испортить.
Йосиф быстро допил воду.