Песенный мастер
Шрифт:
— Ты работаешь на него или на меня?
— Сэр, — пролепетал перепуганный Калип, — нам кажется, он прав. Ваша дружба — дело замечательное, но оно продвинулось слишком далеко.
— Я здесь управляющий планетой или уже нет? — ледяным тоном спросил Анссет.
Калип чуть не намочил штаны — голос Анссета все так же обладал властью над людьми, тем более, когда парень подражал самому грозному, отдающему приказы голосу Майкела.
— Да, сэр, — поклонился Калип. — Прошу меня простить.
— Или
Собрав всю свою отвагу, — Калип возразил:
— Сэр, я всего лишь пытаюсь дать вам совет, когда вижу, что вы совершаете ошибку.
— Так ты считаешь меня глупцом? — спросил Анссет. — Думаешь, я прожил столько лет в дворце и не научился заботиться о собственной шкуре?
Калип отрицательно покачал головой.
— Когда я чего-то требую, твоей единственной обязанностью, Калип, является как можно скорее выполнить мое требование. Так в каком номере проживает Йосиф?
Калип ответил, но в его голосе были слышны гнев и оскорбленное достоинство.
— Слишком часто вы слушаете несоответствующих людей, сэр, — заявил он. — Иногда вам следует слушать меня.
Тут Анссету в голову пришло, что Калип в чем-то может быть и прав. В конце концов, Майкел с Рикторсом слушали своих советников всякий раз, когда им предстояло принять важное решение.
Анссет же в последнее время постепенно замыкался перед всеми, кроме Киарен и, в последние несколько дней, Йосифа. Но в данном случае советы Калипа были ненужными и бестактными. В соответствии с законом, Анссет был взрослым. Калипу не следовало вмешиваться в отношения между друзьями.
Парень без труда нашел номер Йосифа, но, прежде чем постучать, заколебался. Он снова пытался понять мотивы Йосифа, причины столь резкого бегства. Но ничего так не надумал. Эмоции Йосифа не представляли загадки для Анссета — парень прекрасно знал, чего хочет и чего не хочет этот мужчина. Йосиф хотел Анссета и не хотел его, но Анссет не знал — почему так. Не по причине Киарен — она не была ревнивой, и у нее не было бы претензий, если бы Йосиф захотел заняться любовью с Анссетом. Тем не менее, Йосиф вел себя так, словно само прикосновение Анссета было ядовитым, хотя он всей душой желал этого прикосновения.
Анссет ничего не понимал, но должен был понять, поэтому постучал, и дверь открылась.
Йосиф тут же попытался закрыться, но Анссет уже скользнул в номер. Когда же Йосиф попытался уйти сам, Анссет закрыл двери на замок и поглядел ему в глаза.
— Зачем ты сражаешься с самим собой? — спросил он у мужчины.
— Я желаю того, чего не хочу желать, — глухо ответил Йосиф. — Оставь меня, прошу тебя.
— Но почему ты не можешь получить того, что желаешь? — спросил Анссет,
На лице взрослого мужчины четко отразилась внутренняя борьба. Он хотел оттолкнуть руку Анссета, но он этого не сделал. Вместо того, он сделал то, чего желал сильнее. Когда пальцы Анссета сдвинулись на шею Йосифа, тот сам протянул руку, погладил лицо парня, очертил контуры его губ и глаз.
А потом вдруг неожиданно повернулся, подошел к кровати и бросился на живот.
— Нет! — крикнул он. — Я не люблю тебя.
Анссет присел рядом с ним на кровати, провел пальцами по его спине.
— Ну почему же, ведь любишь, — возразил он. — Почему ты все время это отрицаешь?
— Нет! Не могу…
— Слишком поздно, Йосиф. Ты не сможешь меня обмануть, и сам это знаешь.
Йосиф повернулся навзничь, подальше от Анссета, и поднял на него глаза.
— Даже так?
— Я знаю, чего ты хочешь, — сказал Анссет, — и я согласен.
И тут борьба в голосе и на лице Йосифа закончилась, и Йосиф капитулировал, хотя Анссет до сих пор не знал, за что же эта битва шла, и какая крепость пала.
Йосиф победил, но Йосиф же и проиграл; тем не менее, он добыл желаемое.
Прикосновение Йосифа ничем не походило на прикосновение гвардейца, который жадно ощупывал Анссета в первый же день пребывания на Земле. Глаза его ничем не походили на глаза педерастов, посещавших дворец, и которые практически не слышали песни Анссета, занятые оглядыванием его тела. Уста Йосифа на теле Анссета высказывались более красноречиво, чем тогда, когда касались только воздуха. И вопросы Анссета нашли свой ответ.
А потом вдруг, когда чувства были наиболее интенсивными, его застала врасплох резкая боль в паху. Анссет не смог сохранить Самообладания — и он издал тихий, невольный окрик.
Йосиф не обратил на него внимания или неправильно его понял. Тем временем, боль нарастала и нарастала, она накапливалась в паху и расходилась по всему телу волнами огня. Наверняка такая боль — это что-то ненормальное, подумал испугавшийся Анссет. Наверняка люди не испытывают подобного всякий раз. Я бы слышал об этом. Я знал бы об этом.
И пришел оргазм, но не как наслаждение, а как чудовищная боль, большая, чем могло выдержать Самообладание, большая, чем мог выразить голос. Анссет молча вился на кровати, его лицо было искажено мукой, рот был открыт в крике, слишком болезненном, чтобы он мог преобразоваться в звук.
Йосиф был ужасно поражен. Что такого он сделал? Анссет ужасно страдал; Йосиф никогда не видел, чтобы мальчик проявлял на себе боль. А ведь Йосиф знал, что никакой боли быть не должно, не при столь лаковом, деликатном соединении.