Пески Палестины
Шрифт:
А за поворотом, на улице пошире и попросторнее, Бурцев увидел следы танковых траков. Да уж, немцы держали Иерусалим мертвой хваткой и хозяйничали тут в открытую. Это не Венеция, где цайткоманда только‑только поднимает голову.
Где‑то над соседним кварталом прогремела короткая очередь. И все стихло… Потом — надсадный женский крик. Вой, плач, проклятья. Еще очередь. Опять тишина…
Новая улица.
— Испанская, — сообщил Жан д'Ибелен. — Вон там бани. Были…
Сейчас на месте бань зияли проломами закопченные развороченные стены без кровли.
— А там вон, налево,
Они свернул налево — на Скорнячную.
— А вот и Проход Шайтана, — Хабибулла остановил коня.
Бурцев глянул вперед.
М‑да… Проходик…
Из цитадели цайткоманды СС, от Храмовой горы с мусульманской святыней — Куполом Скалы — куда‑то в сторону святыни христианской — к ротонде церкви Гроба Господня, увенчанной крестами, тянулась облагороженная пустошь. Все, как у «небесного воинства» в Дерпте. Все как два года назад. Только Иерусалим оказался городком побольше. Здесь фашики разместили свою базу вместе с мини‑аэродромчиком, не разрушая внешних укреплений. Зато уж внутри эсэсовцы поработали на славу.
Как бульдозером все срыто, как катком утрамбовано. Как корова языком слизнула добрую часть Святого Города. Взамен появился ровный вытянутый прямоугольник, гигантский пустырь шириной в два‑три приличных мегаполисных проспекта, а длиной… Начинаясь на Священном Дворе ал‑Харам аш‑Шариф, он действительно упирался в Яффские ворота, которые, судя по словам Хабибуллы, были столь же неприступны, как и Золотые.
Проход Шайтана разделял весь город, и можно было только гадать, сколько народа лишилось из‑за него крыши над головой. Впрочем, как сообщил Хабибулла, коридорчик этот подмял не только жилые кварталы. Снесены были также несколько бань, иерусалимская резиденция госпитальеров, Монетный и Птичий рынки и часть рынка Хлебного.
На расчищенной территории появилась взлетно‑посадочная полоса с закрытым ангаром, казармы, штаб‑комендатура, склады и гаражи. Все надежно защищено. Очень надежно. Ряды колючей проволоки, окопчики, минные заграждения, пулеметные вышки… Между вышками — провода. А над стволами МG‑42 — обвисшие колпаки прожекторов. Пока светло — обвисшие и отключенные за ненадобностью. Но и так ясно: у фашиков здесь есть электрогенератор, и, вероятно, не один.
Где‑то возле развалин подворья иоаннитов‑госпитальеров в защитных заграждениях имелся единственный проход. И проезд. Дорогу там преграждал шлагбаум с массивными щитами‑павезами. Такой же, как и перед Золотыми воротами.
Что ж, с Хранителями Гроба пока все ясно. Но вот где обосновались братья ордена Святой Марии? А тевтоны, как объяснил Жан Ибеленский, расположились по обе стороны от Коридора Дьявола.
Южный гарнизон стоит в башне Давида и в немецкой церкви Святой Марии — Сен‑Маридез‑Альман. Северный занял Патриарший дворец, храм Святого Гроба Господня и церковь Сен‑Мари‑де‑Латен — Святой Марии Латинской. Паломникам теперь туда путь заказан. Можно только смотреть издали. Подойдешь ближе — получишь арбалетную стрелу или попадешь под колдовской громомет.
— Громомет? — удивился Бурцев. — Там что, тоже есть Хранители Гроба?
— Есть. На колокольне
Бурцев глянул в указанном направлении. На возвышенности, перед двумя храмами, виднелась трехэтажная башенка с большим колоколом под островерхой крышей. Такая позиция, да на господствующей высотке, действительно идеально подходит для наблюдения за тесными городскими улочками и окрестностями Иерусалима. Под колоколом Бурцев заметил пулеметный ствол. А еще — прожектор. От Прохода Шайтана к удаленной огневой точке цайткоманды, словно связующая нить, тянулся провод. Похоже на электрический кабель.
По всему выходило: немцы не только заполнили город вездесущими фашистско‑тевтонскими патрулями, но и захватили самые выгодные стратегические пункты. Такого противника голыми руками не взять.
Бурцев вздохнул. Ладно, пора двигаться дальше. Долго маячить на виду у сторожевых вышек не стоило. К тому же до наступления темноты следовало найти местного подпольщика и тайного информатора Айтегина.
— Куда теперь, Хабибулла? Где нам искать Мункыза?
— На Хлебном рынке, — без запинки ответил араб.
— Ну, так веди…
Глава 38
Хлебный рынок жил своей обычной жизнью. Шумел под самыми ограждениями Прохода Шайтана и, казалось, не замечал опасного соседства.
Ничего удивительного. При любом хозяине, при любом строе, при любой власти и в любом столетии шумный восточный базар — это шумный восточный базар. Несмолкаемый гвалт, крики зазывал, верблюжий и ослиный рев, мычание рогатой скотины, ржание лошадей. И азартная — до хрипоты, веселая и злая одновременно, торговля. Та, что позволяет хотя бы на время забыть и о патрулях на улицах, и о комендантском часе, и о виселицах перед городскими воротами, и о смертельной магии Хранителей Гроба, и о трубе крематория у Храмовой горы.
Парадокс: бывает, оказывается, так, что погоня за барышом не губит человека. Бывает, что страсть к наживе поднимает или хотя бы приподнимает его с колен. Бизнес, дух предпринимательства — дело такое, труднообъяснимое…
На рынке лица запуганных горожан становились открытее, глаза — смелее. Редкие же эсэсовские мундиры и тевтонские кресты будто растворялись в пестрой толпе. Иерусалим, даже находясь под германской пятой, не утратил статуса Святого Города, а значит, и крупного торгового центра, который всегда будет там, куда устремляются толпы паломников.
От несметного количества товаров на прилавках, телегах и повозках разбегались глаза. Единственное, чего здесь не хватало, так это запретной отточенной стали и доброго доспеха. Кое‑где, правда, сиротливо лежали дозволенные немцами куцые ножички с клинком в пол‑ладони. Но такие годились лишь для хозяйственно‑бытовых нужд. Кое‑как, с грехом пополам, наверное, можно было ими и забить скотину. А вот чтобы этой перочинной ковырялкой прирезать человека, нужно очень и очень постараться.