Песнь дружбы
Шрифт:
— Вот это сюрприз! — Бенно был готов прижать Германа к своему животу и смеялся так, что его двойной подбородок трясся. — Вот ты и вернулся! — воскликнул он, словно Герман возвратился из поездки на курорт. — Заходи же! Хоть на минутку! Выглядываю в дверь — вдруг вижу, идет Герман! — Жирные щеки Бенно лоснились.
Они были школьными товарищами, и Герману всегда нравился добродушный, постоянно всем довольный Бенно. Сердечность, с какой его приветствовал Бенно, обрадовала его — ведь в конце концов он все же стал здесь чужим.
— Какой у тебя свежий вид, как ты загорел! — восклицал Бенно. — У меня есть великолепная вишневка, еще довоенная! Входи! — Переваливаясь с боку
— А твои дела, надеюсь, хороши, Бенно? — спросил Герман.
По-видимому, война пошла на пользу толстому Бенно.
— О, спасибо, хороши, очень хороши!
— А как твой отец?
Бенно изобразил скорбь на лице и пожал плечами.
— Все еще хворает. Сейчас он опять лежит. Еще стаканчик, Герман?
Бенно начал болтать. Герману, по совести говоря, было вовсе не так уж неприятно, что его задержали. Им вдруг овладела странная робость перед Шпаном, и он рад был отсрочить хоть на несколько минут свой визит к нему. Город, люди, новости! Хельзее расцветает. Доктор Бретшнейдер — молодой, не старик — и Бенно взяли теперь это дело в свои руки. Прошлым летом здесь побывало уже свыше двухсот приезжих. В городе не осталось ни одной свободной комнаты, приезжие ночевали на чердаках. Теперь у Бретшнейдера и у него появился план превратить Хельзее в грязевой курорт. Так обстояло дело. Они стремились придать ему новый размах. Они вновь пробудили к жизни любительский театр, уже готовый было развалиться, основали общество по благоустройству города.
Все строят, он тоже хочет построить павильон рядом, в саду, с двумя киосками в современном стиле — сплошь сталь и стекло. Да, город снова ожил. А затем — затем им повезло этим летом. Им посчастливилось раздобыть приманку для Хельзее! Заезжую знаменитость! Бенно самодовольно откинулся в кресле, сложив на животе жирные руки с растопыренными толстыми пальцами.
— Да, знаменитость! Доктор Александер!
— Александер?
— Ты еще ничего не слыхал о докторе Иозефе Александере?
Откуда же мог Герман слышать об этом Александере, сидя у себя на горе? Так вот, доктор Александер — капельмейстер и пианист, режиссер и актер; один из тех людей, которые умеют все. Он появился в Хельзее летом, дал в «Лебеде» фортепьянный концерт — откровенно говоря, чтобы заработать немножко денег. Он очень понравился, все барышни и дамы в городе тотчас же втюрились в него. Доктор Бретшнейдер и он сразу поняли, как полезен может быть этот Александер для осуществления их планов, если удастся его удержать в городе. Надо было сделать его душой общества, которое съезжается сюда летом, — вот в чем было дело!
— Вечера декламации, танцы, прогулки, — понимаешь, Герман? — дело пошло блестяще! Любительский театр уже дал одно представление, недели через две они поставят еще одну пьесу. Наше болото вдруг зашевелилось! Гости прямо уезжать не хотели, хотя погода стояла не особенно хорошая. Будущим летом Александер собирается приехать опять, и тогда уж можно будет взяться за дело основательно.
Герман внезапно поднялся. Он не мог больше оставаться ни минуты. Бенно проводил его до выхода.
— Ты, должно быть, заведешь теперь у себя в Борне вполне современное хозяйство, с машинами и все как полагается? — спросил он.
Герман улыбнулся. Да, разумеется, но с этим придется немного повременить.
— Конечно, конечно! Но если тебе нужны машины, ты можешь их выписать через меня. В кредит, разумеется, с рассрочкой на три, на шесть месяцев, как ты захочешь, Герман. В следующий раз я покажу тебе новейшие каталоги сельскохозяйственных машин. Не выпьешь ли на скорую руку еще стаканчик?
Герман отказался. Он и так уже страшно запоздал. Он хочет засвидетельствовать свое почтение Шпану.
— А! — Бенно откинул голову и почтительно округлил глаза. Его жирное лицо выражало дружеское сочувствие. — Всего хорошего! — проговорил он с поклоном.
На противоположном углу рыночной площади стояло старомодное приземистое здание «Лебедя». Справа от него находилась аптека «Золотой ангел», слева, сверкая протертыми стеклами и начищенной медью, возвышался узкий белый дом Шпана, весь олицетворение достатка.
Герман поспешно поднялся по ступенькам и распахнул дверь лавки. Его загорелое лицо медленно заливалось ярким румянцем. Ему было стыдно, что каждый может заметить его волнение.
8
Прозвенел колокольчик. Он помнил еще с детства его звонкий, захлебывающийся звук. Наконец звон прекратился. Сейчас выбегут оба приказчика, торопливые, услужливые, с красными от холода руками. Но нет, никто не выходил. И Герман был этому рад: ему нужно было время, чтобы снова обрести внутреннее равновесие.
Бакалейный магазин Шпана размещался в просторном сводчатом помещении, отделанном в старомодном деловом вкусе и похожем на те аптеки, какие иногда еще можно встретить в провинции. Фирма существовала свыше ста лет и была известна во всей округе. Прежде здесь стоял одуряющий запах свежеразмолотого кофе, корицы и других пряностей. Теперь в магазине, опустошенном войной, пахло запустением и известкой, которой были выбелены стены. На стуле лежала черная кошка; она недоверчиво сверкнула в сторону Германа прищуренными желтыми глазами. В лавке, как всегда, было холодно, словно в леднике. Нигде ни звука, дом молчал как зачарованный.
Герман начал зябнуть. За первой комнатой, где была сама лавка, находилась еще одна, которую Шпан называл складским помещением; оттуда-то, очевидно, и шел тот леденящий сквозняк, от которого Герман так застыл. Склад был пуст и в это время дня почти весь тонул в темноте. Раньше там стояли туго набитые мешки с кофе, мукой, рисом и сахаром, и в каждом мешке торчал блестящий никелированный совок. Во мраке склада поблескивало что-то похожее на тусклое зеркало, и Герману почудилось, что в этом тусклом зеркале вдруг показалось чье-то лицо. Сначала он увидел лишь расплывчатые очертания, потом разглядел, как ему показалось, высокий бледный лоб и под ним — сверкающие глаза. Глаза эти становились все больше и яснее. Не обманывает ли его собственное зрение? Что это? Ему показалось, что раскрываются чьи-то губы, и вдруг на стекле мелькнула загадочная улыбка Христины. Но когда он стал пристально всматриваться в зеркало, лицо начали медленно удаляться. Ему чудилось, что он слышит тихое дыхание, затем приглушенные шаги и голос, который что-то шептал.
Как странно! Неужели он ошибся? Он ясно видел тусклое зеркало в глубине склада, но теперь это была лишь гладкая поверхность. Герман кашлянул, и черная кошка бесшумно соскользнула на пол, не спуская, однако, с него глаз. Нет, это не было воображение. Он ясно видел в зеркале лицо — он ведь не спал! Лицо с высоким лбом и блестящими глазами. Он узнал загадочную улыбку Христины. Это было ее лицо, сомнения быть не может. Мягкий шепот, ее голос! Это была она; она взглянула в зеркало, чтобы посмотреть, кто вошел в лавку. Внезапный страх пронизал его, как тонкая раскаленная игла: почему она не вышла, раз узнала его?