Песнь ледяной сирены
Шрифт:
Сольвейг хотела. Всегда хотела. В этом и прелесть страсти, в которую ныряешь с головой, которой готов посвящать каждую свободную минуту, без устали и без оправданий. Ее бы воля – она бы и во сне играла. А еще лучше – вместо сна.
Да и слова Дагни ее заинтересовали – с чего бы юной швее выдумывать подобные небылицы? Сольвейг положила скрипку на плечо и снова заиграла. Отрез инеевого кружева, который она собиралась пристрочить к горловине, вдруг потянулся навстречу ей. Он и впрямь мягко извивался, словно танцуя – подобно потревоженной ветром ленточке, привязанной к дереву детворой.
Сольвейг,
– Я же говорила! – воскликнула она с явным осуждением. – Что за глупая привычка у взрослых – не верить детям.
Вряд ли фраза относилась к Сольвейг – разница в годах между ними не так уж и велика. Хильде же было не до упреков юной швеи.
– Не говори об этом никому из духов зимы, – приглушенным строгим голосом сказала она ледяной сирене. – Не показывай.
Сольвейг, ошеломленная, только кивнула.
День клонился к закату. Впорхнувшие в комнату сестры-метелицы забрали платья. Поморщились, держа в руках не слишком умелое, но старательное шитье Дагни. Сольвейг подумала с долей облегчения: девчушку не станут задерживать в Полярной Звезде. Получив обещанную награду, она навсегда вернется в мир людей. Взяв в руки Хильдин наряд, удовлетворенно кивнули и восхищенно поцокали над пестрым платьем ледяной сирены. Сольвейг подарила им лишь вымученную улыбку.
– Зачем вам столько нарядов? – устало вздохнула Дагни, разглядывая пальцы, покрасневшие от холода и исколотые зачарованной иглой.
Один из нарядов она безнадежно испортила выступившей на указательном пальце каплей крови. Однако дочери Хозяина Зимы, вопреки ожиданиям Сольвейг, не разозлились. Вероятно, им ничего не стоило соткать новые снежные полотна.
– Скоро начнется Северное Сияние, – загадочно проговорила метелица.
Три швеи переглянулись. Судя по озадаченности на лицах, ни одна из них не знала, что это означает.
– Церемония в честь Белой Невесты, – горделиво сообщила дочь Хозяина Зимы. – После торжества состоится бал, на который слетятся ветра со всего света. Уже слетаются, по правде говоря. И мы хотим показать им всю красоту наших снежных нарядов. Чтобы не считали, задаваки, что они чем-то лучше нас.
Сольвейг с Дагни уставились друг на друга, почти синхронно открыв рты. Даже куда более сдержанная Хильда казалась потрясенной.
– Там будут ветра… с Большой Земли?
Метелицы поморщились, недовольные, что внимание с них переключилось на других, не зимних, ветров.
– Да, но не обольщайтесь, – колко сказала одна из них. – Они и вполовину не так разговорчивы, как мы.
– Их ветра не говорят с людьми, – мстительно добавила другая.
Они ушли, оставив швей переваривать услышанное.
– Можешь в это поверить? – воскликнула Дагни, обращаясь к Сольвейг.
Вслед за пургой, что ежеминутно, ради забавы, меняла свой облик, ледяная сирена как во сне шла в свою комнату. Она ощущала себя потеряшкой, блуждающей в молочно-белом тумане – тоже едва что-то видела перед собой. Но в руке, среди прочих подарков, Сольвейг держала ледяную скрипку.
Жаль, пересмешницу о Северном Сиянии не спросишь. Оставалось только представлять, как ветра надевают плащи из тонкого льда, кружева из инея и платья из снега. И танцуют до рассвета, словно призраки в руинах старого замка.
Пока пурга-пересмешница не ускользнула, Сольвейг жестами попросила освободить саламандру из камина. На лице дочери Хозяина Зимы промелькнуло удивление. Оно ютилось в глазах – передавать эмоции мимикой, как люди, духи зимы толком не умели. Даже те, у кого в арсенале были сотни человеческих лиц.
Пурга все же выполнила просьбу ледяной сирены. Прикасаться к саламандре не стала – превратила цепи в лед и разбила их криком. Огненная ящерка тут же растаяла, оставив на память о себе лишь тлеющие угольки.
Едва за пересмешницей закрылась дверь-ледянка, Сольвейг открыла настежь окно и нежно тронула смычком струны. Скрипка запела в руках, а снег… затанцевал. Сольвейг не позволила себе испугаться и оборвать мелодию. Несмотря на дрожь волнения в пальцах, она продолжила играть.
В танце снежинок не было ни гармонии, ни последовательности – сплошной лишь хаос. Тогда, сосредоточившись, Сольвейг мысленно приказала крупицам снега образовать круг – так, если бы они были живыми, а значит, способными водить хоровод. Знакомые ощущения... Так, за день до исчезновения Летты Сольвейг приказывала вазе разбиться. Так, подражая сестре, пыталась расчистить дорожки перед домом. Подобный внутренний всплеск, похожий на волну на поверхности спокойного прежде моря, она испытывала всякий раз, когда призывала на помощь свой дар – Песнь, голос сирены.
И ведь получалось – до того, как исчадия льда напали на их дом и расцарапали Сольвейг горло. Все, что было у нее после потери мамы и травмы – бесплодные попытки подчинить себе дар. «Найди свой собственный способ говорить с миром на языке ледяных сирен!» – говорила Летта. И все это время Сольвейг, играя на скрипке и наблюдая за кружащимся за окном снегом, даже не подозревала, что давным-давно его нашла.
Снежинки в комнате с потушенным камином, танцуя в воздухе, сложились в идеальный круг. Сольвейг с благоговением взглянула на скрипку.
Ледяная сирена наконец обрела свой голос.
Глава двадцатая. Искры души
В памяти Эскилля Бия осталась испуганной девушкой, не слишком разговорчивой и немного наивной. Даже если предположить, что отец прав, и в прошлый раз она действительно позволила духам зимы себя обмануть и завлечь в Ледяной Венец, и, не желая признавать это, придумала жутковатую сказочку про похитителя…
Но она точно не была сумасшедшей.
Бие чудом удалось избежать участи стать главным блюдом в вечном пиршестве детей и подданных Хозяина Зимы. Ее спасли, от нее отвели беду, ее в целости и сохранности доставили в город. А она… вернулась. Вернулась в мертвый лес, который в конце концов ее и погубил.