Песнь Лихорадки
Шрифт:
Доброжелательность исчезла. Сердитый взгляд вытоптал ее нахрен и исказил все его лицо. Он резко вскочил с кресла, обошел стол и поднял меня на ноги, схватив за плечи прежде, чем я успела осознать, что он вообще шевельнулся.
Я бы отдала не только зуб, но и все мои зубы, и носила бы протезы до конца своих дней, если бы он научил меня этому.
– Откуда ты знаешь про Дэйгиса?
– сказал он с безупречной точностью. Как и Бэрронс, он говорил иначе, когда сильно взбешен или оскорблен. Бэрронс смягчался. Риодан делался официальным, как сливки
Я сбросила его руки со своих плеч.
– Видела на мониторе прошлой ночью.
– Прошлой ночью тебя здесь не было.
– Моей прошлой ночью. Тридцать пять дней назад. У нас было собрание, когда ты был мертв. Как ты это сделал? Серьезно, я не о многом прошу. Я только что сказала «когда ты был мертв». Я знаю, такое случается, ты умираешь и возвращаешься, как будто в этом нет ничего такого. Я даже не спрашиваю, как. Я ничегошеньки о тебе не спрашиваю. И ничего не спрашиваю о Дэйгисе. Ты можешь хранить эти секреты, и я никогда не побеспокою тебя насчет них. Но я хочу знать, как ты сумел уберечь от смерти того, кто смертельно ранен.
Долгое мгновение он смотрел на меня, а потом отвернулся, подошел к стене и уставился через стекло на темные, пустые и безмолвные клубы внизу.
Его плечи будто окаменели, мышцы сгруппировались, напряжение в позвоночнике удерживало его в столь же официальной позе, как солдата в униформе. Наблюдая за ним, я была ошеломлена и немного раздражена увидеть, как он применяет одну из моих тактик - напряжение начало исчезать, начиная примерно с уровня глаз. Я нахмурилась, задумавшись, не видела ли я много лет назад, как он делает это, и не скопировала ли с него. Я думала, что изобрела эту технику. Мне нравилось так думать.
Лишь когда его мускулы разгладились как у ленивого льва, он повернулся и сказала:
– Кто ранен и кого ты хочешь, чтобы я спас?
Я молча оценила его. Я знала, почему я так упорно работала над своей речью. Я не верила, что он мне поможет. С чего бы ему? Танцор ему никогда не нравился.
– Дело не столько в ране, сколько... ну, если у кого-то больное сердце, ты можешь вылечить его?
Он прищурился и уставился на меня так, будто пытался вытащить имя из моего мозга, поэтому я начала громко напевать поверх всех своих мыслей песню из заставки «Озорных анимашек», которых я так любила в детстве. Это всегда поднимало мне настроение. В этот раз не подняло. Время для Озорных Анимашек, и мы смешные до уморы, так что просто сядь и расслабься, будешь смеяться, пока не лопнешь, мы ОЗОРНЫЕ АНИМАШКИ!
Его глаза сузились до щелочек.
– Кто, черт подери, такие Озорные Анимашки?
Я фыркнула.
– Я знала, что ты проделываешь это со мной. Ты постоянно так делал - нырял в мою голову за тем, что я не хотела говорить. Ты сказал, что больше не будешь этого делать.
– Я сказал, цитирую, что не буду делать этого часто. У кого больное сердце?
Я
– Танцор, - ровно произнесла я.
Он взорвался воплем «Что?» и просто смотрел на меня целую минуту. Наконец, он сказал:
– Ты нахрен издеваешься? Насколько все плохо? Он может от этого умереть? Скоро?
Я уперлась локтем в колено, сжала кулак, положила на него подбородок и посмотрела на Риодана.
– Хочешь сказать, до того, как он решит проблему, которую тебе надо решить? Ты только об этом и думаешь. Да. Может. У него гипертрофическая кардиомиопатия. То заболевание сердца, которое заставляет спортсменов падать замертво на баскетбольной площадке.
Долгих несколько секунд он уставился на меня пустым взглядом, а затем сказал:
– Но он выглядит таким здоровым.
– Как и все те спортсмены, что умирают на поле, - холодно ответила я.
– Ну так что? Ты можешь?
Он развернулся к стене и опять посмотрел сквозь стекло. Я молча ждала. Нет смысла торопить Риодана. Он был мегатонным военным судном, которое отправлялось в плавание, когда было совершенно готово.
Когда он наконец повернулся, мое сердце рухнуло вниз как камень. Его серебристые глаза были холодными и отчужденными.
– Не можешь. Или. Не станешь?
– прорычала я.
– Ах, Джада. Не могу.
– Хрень полная! Как ты спас Дэйгиса?
– потребовала я.
Риодан вернулся в кресло, сел, сложил пальцы домиком и принялся разглядывать их.
– Я не могу тебе этого сказать, - произнес он, обращаясь к своим рукам. Затем он посмотрел на меня и тихо сказал: - Если бы я мог помочь ему, я бы это сделал. И не потому, что мне нужна его помощь. Потому что он дорог тебе.
– Не будь со мной милым, - сорвалась я.
Его ноздри раздулись, глаза прищурились.
– Иисусе, мы разве не покончили с этим? Я что, вообразил себе, будто мы с тобой перешли на новую стадию...
– Стадию чего? Наших отношений? Чувак, у людей вроде тебя нет отношений. У них есть... у них есть... картели, монополии, королевства и... и...
– я не могла придумать иного слова. На самом деле, проблема была в том, что я не могла думать. Не с моим привычным холодным спокойствием.
– ... Рабы, - прошипела я.
Он наградил меня раздраженным взглядом.
– Дэни, ты знаешь, что это не так.
– Мак может называть меня Дэни. Ты - нет. И нет, я не знаю. Ты всегда манипулируешь людьми, помыкаешь ими, пытаешься их контролировать и... Эй! Отвали от меня. Ты что делаешь?
– он обошел чертов стол, и его руки опять оказались на моих плечах.
– Почему ты так на меня смотришь?
– прорычала я.
Он встряхнул меня, несильно, скорее в знак нетерпения, раздражения и типа «соберись, Мега».
– Отпусти это, Джада. Просто отпусти, - хрипло произнес он.