Песнь ветра
Шрифт:
– Что он тебе… сделал?
– Ничего не сделал, ни мне, ни детям. Руки велел показать, переворошил все, да ушел.
Тычок изумился до такой степени, что боль на мгновение отступила. Тако ему поверил?! Не стал никого пытать, насильничать и запугивать? Вот это номер. Ну да, злость на мне заранее сорвал, чего с бабами-то воевать? Ишь ты…
Мысли душили его куда больнее, чем разбитая голова. Мысли повергали в такую бездну дурноты, что хоть в гроб ложись. Тычок чувствовал извращенную благодарность к проклятому костолому и ничего не мог с собой поделать. К благодарности еще примешивалось толика уважения.
– Лиза, – выдавил он, стиснув зубы. – Лиза!
– Все хорошо, говорю. Облокотись-ка на меня…
– Лиза!
– Терпи. Сейчас дойдем… ступенька, осторожнее.
Не поймет. И не отпустит. И не поверит, что не умеет он счастливым делать никого… или Айну смог? И что? Сразу ею же и откупился… Пожертвовал теми, кто послабже. А Лиза? В первый раз он ею просто попользовался – и тоже как звать не спросил, а на второй раз чуть не угробил. Из-за меня ее чуть не угробили… Недостоин он общества ни леди Айны, ни Лизы, ни даже менестреля. Только с перстнем достоин, когда с неба все само валится. Без перстня я тычок заблудший. Бродяга и пройдоха. Неумеха. И что теперь, лежать тут и болеть? А после? Играть? Новые неприятности на хозяев навлекать? Валить отсюда надо. Башка пройдет и уйду. Завтра же.
На завтра он не ушел. И на послезавтра. Лежал и болел, смотрел в стену. Лиза хлопотала, ставила примочки, кормила. На задний двор он, слава Богу, сам ходил.
А через два дня приехала знакомая карета. Леди Айна появилась в дверях, ослепительно улыбнулась и затейливо шевельнула пальцами. Воздух заискрился, посвежел, заблагоухал. Помертвевший от страха, затравленно смотрящий на гостью Тычок опять почувствовал, что голова прошла, настроение… нет, вот настроение-то как раз испоганилось совершенно и бесповоротно.
– У-у… – протянула гостья. – Как мы себя не любим…
Она подняла обе руки и сосредоточенно закрыла глаза. И Тычок закрыл. От потрясения: это ведь магия? Настоящая?
– Не получается, – сокрушенно уронила руки леди Айна. Вся она то и дело полыхала зелеными искрами: на пальце, на запястье, на груди, и тремя – ожерельем вокруг шеи. – Чувствую, знаю, как, а не получается. – Она пригрозила пальцем:
– Не сметь больше хандрить в моем присутствии, а то превращу в жабу!
Со двора донесся радостный смех детворы, ахи и охи взрослых. Леди Айна взболтнула смерч в воздухе и очертила незримую петлю. Во дворе взвыли от восторга. Леди просияла.
Она щелкнула напоследок пальцами, и затасканная, залатанная рубаха прямо на Тычке превратилась в дорогой камзол. Правда, жал он немилосердно. Хохотнув, леди Айна исчезла.
А Тычок сидел, и смотрел на то место, где она только что стояла. Той же ночью он ушел в предрассветный сумрак. Собирался ли он вернуться? Возможно. Если научится чему-нибудь путному. Если настанет такой день, когда у случайных людей, встреченных на пути, из-за него хоть на немного убавится горя. Если он когда-нибудь создаст что-то стоящее, и без всяких магических побрякушек.
Он не сразу понял, что творится вдоль тракта. Пока еще глаза привыкали к потемкам, да пока он наконец поднял понурую голову и по привычке стал пялиться по сторонам. А по обеим сторонам здесь росли деревья. И в их ветвях то там, то здесь мерцали зеленые искры. Будто живые.
Ну что же, значит путь его – привычная дорога в никуда – уже стал чуть красивее и загадочнее. Впрочем, нет. Теперь направление пути появилось не только у тракта. Дорога в никуда закончилась.
Шедевр
«Итак, займемся разбором фантастического произведения, романа с большой буквы, тетралогии великого нашего современника Василия Васильевича Холмогорина. Автор не в первый раз радует нас очередным шедевром, а пытливый ум писателя и его буйная фантазия постоянно преподносит сюрпризы изощренному и избалованному читателю.
Осмелюсь начать, собственно, с жанра. Вне всяких сомнений, перед нами высокое эпическое фентези с заявкой на исторический роман. Разумеется, хронотоп большой дороги, однако же часто нам встречаются сцены и из прочих хронотопов – все они так или иначе в романе присутствуют.
Главные герои в количестве трех-четырех существ – у Холмогорина, как мы знаем, иногда очень сильно размыта грань между главными героями и персонажами второго плана – каждый, что называется, на своем рубеже ведет непримиримую борьбу со злом. Зло, как диктуют тесные рамки жанра, абсолютно, непобедимо, изощренно и само, в свою очередь, является заявкой на главного героя, которое ведет аллегорическую борьбу с таким же абсолютным добром. Перед нами вечный и неразрешимый фабульный тупик, друзья мои, и он вполне мог бы заинтересовать Александра Михайловича Анисова, да и самого Вольфа Шмида.
Я не готов пересказывать сюжет – еще не родился тот, кто сможет изложить его в виде какой-либо рецензии: автор параллельно ведет двенадцать сюжетных линий, и все они постоянно зависят одна от другой, перетекая и перемешиваясь меж собой подобно граням кубика Рубика. Холмогорин явно претендует на лавры не только Толкиена, но и самого Мартина… Нет сомнений, что в конце романа все линии сходятся в единое целое, являя нам мистический, феерический и кульминационный финал – даже у меня язык не повернется назвать это развязкой.
Возьмем одного из главных героев – орка, коего величают Манголором. Он начинает свой путь простым послушником, уставшим от крови и лязга мечей, от ужасов непрекращающейся войны – и эта внутренняя борьба, эта его усталость становится источником побуждающих мотивов и помыслов, гулким эхом противоречий вторя всей творящейся несправедливости этого мира. Манголор становится пилигримом и ставит целью пройти все святилища богов ойкумены. Подобно пророку, шествует он из приората в приорат, неся свет истины заблудшим и отчаявшимся. Характер орка закаляется подобно эльфийскому клинку, герой меняется до неузнаваемости к концу книги, преодолев все выпавшие на его долю испытания. Ну, о сюжете и героях можно говорить очень долго, однако давайте пожалеем слушателей и обратимся к литературным достоинствам произведения.