Песня для Корби
Шрифт:
Он протянул Однокрылтому Ангелу руку. Тот пожал ее.
– Ты сам спас свою жизнь. Я всего лишь дал тебе парашют.
Их разговор был прерван женским криком.
– Убирайся! Убирайся вместе со своим ребенком! Убирайся от моего дома!
Они обернулись. В просвете между щитами афиш Корби увидел большую черную машину, и его сердце екнуло второй раз за последние пять минут. Это был «хаммер» Токомина. Он припарковался у забора, разделяющего двор равные части. Двери автомобиля были открыты, сам отец Андрея стоял перед решеткой и ругался с Маргаритой, которая была с другой стороны.
–
– А ты, наверное, думаешь, что это нас так сближает?
– Это и мой дом! Ты здесь жила на мои деньги. Он рос на мои деньги. И я имею большее, чем ты, право на вещи моего сына!
Мать Андрея шарахнулась от решетки, потом издевательски рассмеялась.
– Каким ты был, таким и остался. Никогда не думаешь о других. Тебе было плевать на своего сына, пока он не спалил тебе половину лица.
– Ты ничего об этом не знаешь! Он спас мне жизнь!
– А теперь тебе плевать на свою дочь! Тебе плевать, что она сейчас все это видит!
Корби проследил за направлением ее взгляда, шагнул ближе к просвету между плакатными стендами и увидел, что у открытой двери «хаммера», держась за нее одной ручкой, а другой комкая край своей блузки, стоит маленькая девочка. Вьющиеся светло-русые волосы, перехваченные на висках серебристо-зелеными заколками, лицо усталое и грустное.
– Или ты привез ее специально? Чтобы я мучилась от того, что у тебя все еще есть ребенок? – Крик Маргариты перешел в рыдания. Корби почувствовал, как Ара схватил его за плечо.
– Пойдем, – прошептал тот, – пойдем обратно в клуб.
Корби отступил на шаг назад, но не терял девочку из вида.
– Ты забыла, что Андрей и мой ребенок! Ты увезла его в другую страну, а потом прятала от меня, когда тебе все равно пришлось приползти обратно!
Девочка отвернулась от отца, ее взгляд скользнул по двору и вдруг остановился прямо на Корби. Глаза у нее были светло-карие, немного темнее, чем у Андрея.
– Открой калитку. Я хочу увидеть его комнату. Открой, пока я не сделал этого сам.
– Ты мразь! Всегда любил выставить напоказ свои богатства!
– Корби, – сказал Ник, – он один, а нас много. Я хочу, чтобы он пережил то же, что и ты.
Аня и Алекс непонимающе переглянулись.
– Нет. Мы не будем так делать. – Корби, наконец, смог оторвать взгляд от сестры Андрея и двинулся к дверям клуба.
– Это что, родители того парня? – догадался Комар.
– Но он же сволочь, – сказал Ник. – Может, это он убил твоего деда.
– И что мы с ним сделаем? Тоже убьем? Уходим, – приказал Корби. И в этот момент у него за спиной раздался детский крик:
– Корби, я знаю, это ты! Я знала, что ты настоящий!
Корби оглянулся и увидел, что девочка бежит к нему, огибая шеренгу стендов с афишами.
– И Дед Мороз тоже есть! Андрей сказал, что ты придешь, и ты пришел! – Она влетела в центр группы подростков и остановилась перед Корби. У него внутри все замерло: он смотрел на маленькую незнакомку и видел уменьшенную, более нежную копию лица Андрея. – Меня
Ара издал какой-то странный звук.
– Андрей сказал? – еле слышно повторил Корби.
– Ты меня не знаешь, а я тебя знаю. Андрей мне показывал. Он мой брат. Мне семь лет, и я тоже скоро пойду в школу.
Корби молчал, привалившись спиной к двери клуба. Его сердце билось с безумной частотой. Из-за дальнего щита вышел Токомин, его лицо исказилось. Ара беззвучно шевелил губами, будто читал заклинание. Запутавшаяся Аня хмурилась. Взгляд Комара метался от одного лица к другому. Алекс сосредоточенно ждал, что случится дальше.
– Можно тебя потрогать? – спросила девочка. – Ты ведь теперь настоящий?
Корби вдруг с ослепительной ясностью понял, что у всего, что сейчас происходит, есть только один смысл – Андрей. «Умер он или нет, – подумал Корби, – но он сейчас здесь. Друзья мы или нет, но мы у него в гостях. И лучше бы он не умирал, а мы бы просто пришли сюда попить пива». Медленно, неуверенно он протянул девочке руку. Его пальцы дрожали. Ему было так же страшно, как на краю крыши.
– Пожалуйста.
– Не смей! – крикнул Токомин. Он двинулся к дочери, но та его опередила и ручкой обхватила три пальца Корби.
– Настоящий, только руки холодные.
Мужчина одной рукой подхватил девочку, а другой замахнулся, чтобы ударить Корби в лицо. Однокрылый Ангел сделал шаг в их сторону, однако его помощь не понадобилась: Ник поймал Токомина за кулак. Он не смог остановить тяжелую руку, но замедлил ее движение, чтобы Корби успел увернуться.
– Папа, мне больно! – закричала девочка. Отец Андрея не обратил на ее мольбу никакого внимания. Корби увидел прямо перед собой его жуткое лицо, побагровевшие шрамы, оскаленный рот. Глаза стали безумными. Токомин еще не остыл после ссоры с бывшей женой, а теперь перед ним был тот, кого он ненавидел в десять раз больше, чем ее. «Он убьет меня и раздавит девочку», – пронеслось в голове у Корби. Не думая, что делает, он положил свою ладонь отцу Андрея на лицо, почувствовал под пальцами теплые, скользкие от пота извивы шрамов. На мгновение в глазах мужчины появилось удивление, но потом Корби нащупал большим пальцем Озеро Боли и надавил на него, и удивление сменилось ужасом.
Зашевелились лица на стенах. Лучи солнца сверкнули в свежих лужах, и те вспыхнули, как осколки разбитого стекла. Небо потонуло в потоке белого сияния. Вместо него Корби увидел оштукатуренный потолок незнакомой комнаты, яркие казенные лампы. Потом комната начала наполняться вещами и людьми. Они свивались из серебристой слизи вроде той, которая проступила сквозь лицо упавшего Андрея. Соткались и застыли металлические рамы коек, серебром и сталью блеснул широкий поднос, заполненный лентами окровавленной марли. Сам Корби сидел на стуле рядом с койкой и держал за руку мужчину с покалеченным лицом. Кошмарный ожог был еще свежим, сочился кровью, а прямо из центра раны смотрел страшный, окруженный потеками желтой мази глаз. Другой глаз, здоровый и живой, смотрел на полицейского.