Песня последнего скальда

Сакадынский Сергей

Заморские гости были тут же, напротив крыльца – все при мечах, и Атле впереди других.

Когда же шум людской поутих, Гостомысл встал со своего места и сказал долгую речь. А говорил он о взаимных обидах между ладожанами и заморскими гостями, и о многих ссорах между ними, и о том, что привело в славный город Ладогу грозного Атле-ярла. И чем дольше говорил старейшина, тем больше и громче шумела великая Ладога.

Свеоны по-прежнему стояли молча и, похоже, плохо понимали о чем речь. Они не вмешивались – только говорили

между собой вполголоса и посматривали порой на теремное крыльцо.

Рядом с Атле увидал я еще одного гостя. После мне сказали, что это был его брат по имени Снио. Был он ниже Атле ростом, но гораздо шире в плечах, и длинный шрам – след от удара меча – протянулся через все лицо от подбородка к левому уху, в котором болталась круглая золотая серьга.

Хмурые щитоносцы замерли за спинами братьев и стояли там, опершись на тяжелые боевые топоры. Славянские воины – тоже вооруженные, как на рать, в островерхих кожаных шлемах и при щитах стояли позади своих воевод. А вокруг толпились люди – безоружные, но многочисленные.

А когда Гостомысл перестал говорить, ладожане – все, кто собрались здесь – в один голос стали кричать против северян.

Гостомысл поднял руку, и шум на мгновение стих.

– Ладожане! Легко вам, не думая, браниться и бросаться по ветру пустыми словами. Знаю, тяжко делить свой кусок хлеба с чуженином, да можно ли иначе? Неужто хотите вы подставить свою голову под урманский топор? Неужто крови хотите?

Самые ярые крикуны зраз попритихли, косясь друг на друга, а те, кто посмирнее вголос стали говорить, что нынче же данью надобно откупиться от северян.

Гостомысл же сказал:

– Мыслю я так, други. Мало у нас серебра, а урожай еще не собран, пусть же ныне идут себе с миром заморские гости, а по осени воротятся и возьмут от нас то, что просит для себя их князь.

Многие закивали головами, но тут Атле-ярл впервые подал голос:

– Обмануть хочешь, конунг? Не выйдет. Ты боишься нас, потому и хочешь взять лестью, не так ли было прежде, когда твои люди обманули Хальвдана-ярла и убили его, когда он вернулся за недополученной данью? Нет, конунг, вы нам отдадите все, чего мы захотим, и даже больше, оттого что флот наш стоит в трех днях пути отсюда. Не будет у вас времени собрать войско!

Гостомысл заговорил с ним тогда совсем уже льстиво, стал обещать дорогие подарки, но тут Вадим прервал его на полуслове:

– Ты, старейшина, так скоро нас всех в заклад отдашь, только бы уберечь свое добро и свой торг. А потом он обратился к Атле:

– Уходи с миром, гость урманский. Тебе ли нас пугать да вергельд требовать? Глянь – ведь твоих людей и два десятка не наберётся, а за нами вся Ладога!

Лицо Атле все покрылось багровыми пятнами. Он стиснул зубы и прошипел:

– Напрасно ты, Вадем-ярл, моих людей считаешь и своей силой хвалишься. Ведь и сам ты ведаешь, что за двумя десятками у нас двадцать сотен встанут!

– Неужто?– Усмехнулся колодой князь.

– Постой, Вадим, – обратился к нему Гостомысл, – нехорошо ведь обижать посла.

Вадим молча склонил голову и отступил назад, но я видел, как глаза его запылали диким огнем. И подумал я тогда, что огонь, возгоревшийся в груди молодого вождя, если его не погасить, перекинется в один миг на всю вселенную, а вместе с нею поглотит и его самого.

– Зачем нам поить кровью земную твердь и морские волны?
– примирительно заговорил Атле. – На лучше ли будет и вам, и нам жить в мирз друг с другом?

– О том же и я речь веду! – молвил Гостомысл.

– Да?– Вадим исподлобья глянул на старейшину.– Хочешь задля ненадёжного мира вот этим заморским приблудам отдать наше добро? – А как же иначе, Вадим?

– Что ж, по-твоему, на своей земле мы должны кормить всяких захожих морских разбойников?

– Мы не разбойники,– вмешался Атле,– мы вольные мореходы.

– Да воры вы! – В сердцах бросил Вадим.

Атле усмехнулся и сказал громко – так, чтобы слышали все:

– Да тебе ли, Вадем-ярл, попрекать меня разбоем, когда ты сам со своей дружиной не раз разорял поселения и продавал пленных за серебро?

Но Вадима мало смутили слова гостя.

– Я брал добычу,– сказал он,– по праву победителя. А по какому праву пришел ты к нам требовать серебра как победитель у побежденных, мне не ведомо. Не твоих ли сородичей прогнали с позором славянские люди?

Атле едва сдержал гнев, закипевший в его груди. Он не дал волю своей ярости, только проговорил тихо на своем языке:

– Не пришло еще время убитых считать. А как придет, так я тебя прежде всего достану, вендская собака.

– Что смолк?– Насмешливо возвысил голос Вадим. – Боязно стало?

Атле оглянулся на своих гирдманов и сказал Гостомыслу:

– Закрой ему рот, конунг, или я сам это сделаю. – А поворотясь к Вадиму, добавил:

– А нынче ваши люди победили наших не своею силой. Ведь позвали они одних викингов сражаться против других.

– Укоротил бы ты свой язык, гость!– Вскипел Вадим.

– Прости, конунг,– не обращая на него больше внимания, продолжал посол,– может быть, так заведено в твоей земле, но у нас не принято, чтобы слуга говорил вперед господина.

– Где увидал ты слугу, гость?! – Крикнул Видим.– Я князь и воевода этой земли!

– Пусть он замолчит! – Тяжело проговорил Атле, и его зеленые глаза блеснули гневом.

– Довольно! – Поднялся со своего места Станимир.– Мы не на торгу товар делим!

Тут какой-то отрок из вадимовой дружины – а подучил ли его сам Вадим, я того не ведаю,– выскочил вперед и звонко крикнул, с вызовом глядя на Атле:

– Ступай к себе за море, вражина! Беги, пока еще жив и здоров! А не то гляди, некому даже будет зарыть в землю твои смердящие кости!