Песня синей птицы

Картленд Барбара

Тем не менее голос маркиза оставался любезным, а улыбка — открытой. Он сказал:

— Может быть, вы решите, что я делаю из мухи слона, но, поскольку я не хочу беспокоить лорда Хоксбери, я должен просить вашей помощи.

— Я готов оказать вам любую помощь, милорд.

— Да, прежде, чем я начну, — небрежно заметил маркиз, — я должен вас поздравить. Мне сказали, что вы собираетесь жениться.

Он прочел удивление во взгляде мистера Каддингтона, который ответил:

— Интересно, кто вам это сказал, милорд?

— Если это безосновательный слух, я прошу

у вас прощения, — отозвался маркиз. — Но мне сообщили, что вы намерены вступить в брак. Кажется, кто-то на балу говорил об этом. Может, это был лорд Хоксбери. Но кто бы это ни был, было сказано, что вы приехали с леди, с которой собираетесь вступить в брак.

— Это так, — отрывисто сказал мистер Каддингтон, — и я действительно помолвлен, милорд. Но по соображениям частного порядка я буду благодарен, если ваша светлость оставите эти сведения при себе — по крайней мере пока.

— Но конечно же, — улыбнулся маркиз. — Мне жаль, что я заговорил об этом. В то же время позвольте мне вас поздравить. Насколько я понял, ваша суженая — это мисс Сильвина Блейн. Она была здесь несколько дней назад, и я нахожу ее совершенно очаровательной.

— Она — дочь сэра Ренделла Блейна, — пояснил мистер Каддингтон. — Полагаю, ваша светлость его помнит. Сильвина будет, я думаю, покладистой женой, когда я ее вышколю. Всем женщинам нужен господин.

Последние слова мистер Каддингтон произнес так, будто говорил сам с собой. На его толстых губах появилась улыбка, заставившая маркиза быстро отвести взгляд: помощник министра понятия не имел, в какой опасности находится его самодовольная улыбка.

— Как и вы, милорд, я долго был холостяком, — продолжал мистер Каддингтон, не заметив, что нож для бумаги, которым поигрывал маркиз, вдруг переломился пополам, — но считаю, что тем, кто занимается политикой, нужна рядом женщина, которая принимала бы гостей, была бы украшением званых вечеров и, конечно, согревала его постель холодными ночами.

Мистер Каддингтон расхохотался. Этот разговор совершенно не вязался с его репутацией человека блестящего ума, но маркиз, прекрасно разбиравшийся в людях, быстро понял, в чем дело.

Каддингтон пытался говорить с ним на равных!

Он знал репутацию маркиза: сердцеед, друг принца Уэльского, представитель сливок общества, любитель спортивных развлечений, — и в своем бесконечном невежестве вообразил, что именно так разговаривают между собой щеголи и денди, о которых он столько слышал. Он разыгрывал спектакль, играя роль одного светского джентльмена, беседующего с другим. Его слова казались ему остроумными и светскими, и Каддингтону даже в голову не приходило, что маркизу он может быть противен не меньше, чем омерзительная, скользкая рептилия.

— Но я надоем вам со своими семейными делами, — остановил Каддингтон поток словоизвержения. — Ведь вы, милорд, хотели меня видеть?

Огромным усилием воли маркиз заставил свой голос звучать ровно, никак не выдавая отвращения и ненависти, которые испытывал к сидящему напротив него человеку.

— Три дня назад, мистер Каддингтон, мисс Сильвина Блейн принесла мне тепло

написанное письмо, в котором рекомендовала графа Армана де Вальена. Я говорил с ней, и она объяснила мне, что знает графа давно — с детства. Потом я принял графа, побеседовал с ним и нашел его достаточно приятным человеком. В то же время меня несколько удивило его сильное желание работать со мной, именно в этом департаменте. Однако он объяснил, сколь глубоко он сам и его семья ненавидят бонапартовский режим во Франции, сказав, что эта ненависть заставила его пересечь Ла-Манш, чтобы присоединиться к Великобритании в ее борьбе за восстановление равновесия сил в Европе.

Маркиз сделал паузу, и мистер Каддингтон спросил:

— Вам понравился этот молодой человек?

— Вы с ним встречались ? — в свою очередь осведомился маркиз.

— Только один раз на каком-то вечере, — небрежно ответил его собеседник. — Конечно, мисс Блейн сообщила мне, что он умолял ее содействовать его стремлению служить нашей стране там, где он считает себя наиболее полезным. Боюсь, что если вы просите меня поручиться за графа, я не смогу вам помочь, так как мало знаком с ним лично.

— Думаю, француз мог бы быть нам полезен, — заметил маркиз. — Несомненно, он мог бы разнюхать для нас, кто из его соотечественников только и ждет , чтобы раскрыть наши секреты Бонапарту, отплатив нам таким образом за гостеприимство, которое Англия оказывала им с самой революции. В то же время лорд Хоксбери просил нас проявлять особую осторожность в том, кому мы оказываем доверие. Я полагаю, вам известно, мистер Каддингтон, что я нахожусь здесь в соответствии со специальным пожеланием мистера Питта.

Мистер Каддингтон снисходительно улыбнулся:

— Мистеру Питту вечно чудятся шпионы под обеденным столом. Тем не менее я склонен согласиться с вашей светлостью, что мы должны быть как можно осторожнее.

— Тогда, я уверен, вы согласитесь на то, что я собираюсь предложить, мистер Каддингтон, — сказал маркиз.

И опять ему показалось, что он заметил настороженность в глазах собеседника.

— Я всегда считал, — продолжал маркиз, — что практически бессмысленно пытаться оценить характер человека или его способности, разговаривая с ним через письменный стол. Иногда соискатель нервничает, иногда чересчур самоуверен, но он всегда пытается сыграть какую-то роль. Он никогда не чувствует себя совершенно свободно, никогда не бывает совершенно естествен. Да и как это возможно, когда решается, может быть, вопрос о всей его карьере?

— Тут я с вами согласен, милорд, — вставил мистер Каддингтон.

— И я предлагаю вот что: я приглашу графа ненадолго в Алтон-Парк, на пару дней, и если бы вы, мистер Каддингтон, нашли возможность быть в этот момент моим гостем, мы с вами могли бы определить, действительно ли он так искренен в своем желании помочь Великобритании, как говорит, и вообще может ли он быть нам полезен.

— Вы хотите пригласить меня в Алтон-Парк, милорд?

Голос мистера Каддингтона звучал ровно, но он не смог стереть со своего лица довольной улыбки.