Песня синей птицы
Шрифт:
При его приближении она подняла голову, и маркиз подумал (как это часто бывало и раньше), что, несмотря на возраст, она удивительно красива.
Свет свечей переливался в ее драгоценностях, белое платье было ей удивительно к лицу, и держалась она великолепно. Газовый шарф скрывал старческую худобу ее рук, а на запястьях были тяжелые браслеты.
— Ну, Юстин, — сказала она внуку, когда тот подошел, — твои ожидания осуществились?
Он почувствовал, что она предугадала его ответ еще прежде, чем он проговорил:
— Вы прекрасно знаете, что нет.
— У меня есть для тебя новость. Я только что получила весточку от Эмили Арлингтон.
Герцогиня замолчала, но, поскольку маркиз тоже хранил молчание, она добавила:
— Леона помолвлена с герцогом Фаррингдонским.
— С Фаррингдоном? — изумился маркиз. Не может быть! Да ему не меньше восьмидесяти!
— Если уж быть точными, то семьдесят шесть, — поправила вдовствующая герцогиня. — И он очень богат.
— Надо думать, именно это Леоне и было нужно, — отозвался ее внук, — но мне на редкость неприятно думать, что молодая женщина может продать себя этой древней черепахе.
— Одно время я полагала, — сказала герцогиня, — что вы с Леоной поженитесь, но, видно, она не затронула твоего сердца.
— В то время я считал, что у меня нет сердца, — ответил маркиз.
— А теперь? — тихо спросила та.
— Я нахожу его непредсказуемой, раздражающей и чрезвычайно болезненной частью тела, — с горечью проговорил сэр Юстин.
— Ты не мог сказать ничего, что больше порадовало бы меня, — улыбнулась герцогиня.
Маркиз был так изумлен, что не сдержался и сердито воскликнул:
— Черт побери, что вы такое говорите?.. Извините, бабушка. Уж от вас-то я не ждал подобных слов.
— Но я сказала именно то, что думала, — женщина продолжала улыбаться. — Если ты влюблен, Юстин, — а я это заподозрила в первую же минуту, когда это волшебное создание переступило наш порог, — то ты наконец станешь настоящим человеком.
— А я-то думал, что вы ко мне привязаны, — грустно улыбнулся маркиз.
— Я всегда тебя любила, — просто ответила герцогиня. — Ты — мой любимый внук, и, по-моему, я желала тебе счастья даже сильнее, чем я желала этого самого редкого из благословений для своих детей. — Улыбнувшись, она продолжила:
— И поскольку я так отчаянно желала этого, не могу сказать тебе, как тяжело мне было год за годом видеть, как ты становишься все циничнее и пресыщеннее, тратя время, ум и силы на этих безмозглых женщин, бросавшихся в твои объятия чуть ли не раньше, чем ты успевал поинтересоваться, как их зовут.
Закинув голову, маркиз расхохотался.
— Бабушка, вы неисправимы! — запротестовал он. — А я-то думал, что вы мною гордитесь!
— Гордилась, когда ты был в армии. И сейчас я счастлива, что мистер Питт решил доверить тебе такое ответственное дело. Но годы, лежащие между этими двумя событиями, — просто пустырь, заросший терниями и репейником, мне о них и говорить не хочется.
— И мне тоже, — признался сэр Юстин. — Но это все позади, по крайней мере, я от души надеюсь, что это так. Расскажите мне о матери Сильвины.
— Я знала, что рано или поздно ты меня о ней спросишь, — сказала герцогиня. — Джинни Кэмпбелл была очаровательна: хороша собой, весела и неизбалованна. Когда она появилась в лондонском свете, то завоевала сердца всех, кто видел ее. Джинни нравилась и мужчинам, и женщинам, — такой это был человек. Она была добрая и участливая, всегда готовая ответить на любовь и симпатию, которые принадлежали ей по праву, но которые она никогда не принимала как нечто должное.
— А как она вышла замуж за сэра Ренделла Елейна?
— Он тогда был не сэром Ренделлом, а никому не известным молодым человеком, только что поступившим в министерство иностранных дел, — почти как сейчас его сын. Джинни могла выбрать себе в мужья кого угодно. Половина пэров положили бы к ее ногам свои сердца, свои титулы и свои состояния, — но она полюбила. Ты это хотел узнать, правда?
— Она полюбила… — повторил маркиз.
— Она сразу и навсегда влюбилась в молодого Блейна при первой же встрече с ним, — сказала герцогиня. — Все, что было у него в активе, — это то, что он — джентльмен и происходит из хорошей семьи. Для герцога это было ударом, но он понимал, что когда женщина полюбит так, как его племянница полюбила Ренделла Блейна, ее никто и ничто не остановит. Джинни была из тех, кто любит лишь раз в жизни. Я убеждена, что ее дочь — такая же.
Сэр Юстин словно окаменел. Потом с трудом проговорил:
— Бабушка, что мне делать? Я потерял ее. Я все перепробовал, но, кажется, она действительно ненавидит меня.
Герцогиня взглянула на него с улыбкой.
— Если ты настолько малодушен, что сдашься, я умываю руки.
— Вы думаете, есть надежда? — быстро спросил маркиз.
— Я не знаю, что разделяет вас, — ответила та, — но, по-моему, я еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как страдает сейчас Сильвина Блейн. Но, как бы то ни было, я готова поспорить на что угодно, что она к тебе неравнодушна. Уж не хочешь ли ты сказать, что при твоем знании женщин, — а судя по тому, что я слышала, оно весьма обширно, — ты, с такой внешностью и хваленым обаянием, не можешь заставить юную и неопытную девушку полюбить тебя? Юстин, мне стыдно за тебя!
За этой добродушной насмешкой нельзя было не почувствовать глубокой любви. Маркиз ответил с полной серьезностью:
— Вы вернули мне мужество, бабушка. Я уже почти совсем отчаялся. Но я уверен, что в конце концов добьюсь своего! Я должен, должен добиться ее взаимности!
Он стукнул кулаком по каминной полке. Старая герцогиня смотрела на него с одобрением.
— Если что мне и мешало в моей любви к тебе, — заметила она, — так это твое ленивое, легкомысленное, равнодушное отношение к жизни. Ты проснулся, мой мальчик, и, скажу тебе прямо, таким ты мне нравишься гораздо больше.