Песня сирены
Шрифт:
Кларисса было открыла ротик, чтобы запротестовать, но моя мать положила руку ей на плечо и прижала к губам палец.
Но Клариссу было не так легко успокоить. Она снова открыла свой ротик с явным намерением возразить, но тут мой отец громко стукнул по столу:
— Маленькие дети здесь для того, чтобы находиться на виду, а не чтобы их выслушивали.
Она бесстрашно посмотрела на него, почти так, как я смотрела, когда была в ее возрасте.
— А почему? — спросила она.
— Потому, — ответил он, — что они вряд ли могут сказать
— Уверен, что якобиты еще доставят нам уйму неприятностей, — сказал дядя Карл. — Вы сами знаете, они так просто не отступят.
— У них ничего не получится. Можешь быть уверен, мы никогда не позволим католикам вернуться сюда! — сказал дед и нахмурился.
Брови его за последнее время стали еще гуще и лохмаче, они очаровали Клариссу, как только она их увидела. И вот теперь она так была поглощена их созерцанием, что даже забыла спросить, почему?
Мой дед был строгим протестантом. Он поддержал Монмута, потому что тот вел протестантов против католика Якова. Я плохо помню те ужасные времена, когда дед предстал перед судьей Джеффризом, но был чудесным образом спасен от своего пребывания в тюрьме.
— Некоторые из них сражаются на стороне Людовика, — сказал Карл.
— Какой позор! — воскликнул дед. — Англичанин против англичанина.
— И сражаются в какой-то дурацкой войне ради Испании! — вставила мать.
— Конечно же, король Франции предложил убежище Якову, его жене и сыну, — сказал Карл. — Думаю, они просто платят ему за это.
— О да, — добавил Эдвин. — Когда король умер, к воротам Сен-Жермена вышел герольд и на латинском, французском и английском языках объявил принца Яковом III, королем Англии и Шотландии.
— Как бы мне хотелось быть немного моложе, чтобы встать против него! воскликнул дед. — Как ты думаешь, Карл, много этих якобитов?
— Много их сейчас во Франции, но, думаю, они часто приезжают и сюда… шпионят.
— И мы позволяем им, делать это?
— Но они приезжают тайком. Ведь это так легко сделать: их доставляет сюда маленькое суденышко… к пустынному берегу причаливает лодчонка, и вот они здесь.
— Но что они делают? — спросила я.
— Прикидывают возможности победы, выясняют, сколько у них сторонников. Можешь мне верить, таких довольно много. Они решают, где лучше высадиться, если вернуться с армией. Им нужно знать, где у них больше всего шансов на удачу.
— Но неужели мы ничего с этим не можем поделать? — спросила Харриет.
— Ну, у нас тоже есть свои шпионы, и немало… даже при дворе в Сен-Жермене. Нам надо добраться до зачинщиков, до тех, кто стоит во главе всего заговора, вроде лорда Хессенфилда.
— Этот человек! — воскликнул дед. — Северные Хессенфилды. Они всегда были католиками, они строили заговоры еще во времена Елизаветы и пытались сбросить с трона Марию Шотландскую.
— Тогда неудивительно, что он является одним из главарей якобитов, произнесла я, в глубине души надеясь, что голос мой прозвучал естественно.
— Теперь это уже не просто религиозный конфликт, — сказал Эдвин. — Да, религия сбросила Якова с престола, но теперь вопрос заключается в правах. Многие говорят, что настоящий король — Яков, а его сын Яков — третий в этом роду. Это звучит резонно, и, если бы Вильгельм и Мария не отобрали у Якова корону, этот юноша, называемый Яковом III, был бы нашим следующим королем.
— Ты говоришь, как якобит, — буркнул дед.
— Нет, не совсем, — сказал Эдвин. — Я просто излагаю факты и вижу резон в действиях Хессенфилда и ему подобных. Они искренне верят, что сражаются за правое дело, и нам понадобится много сил, чтобы остановить их.
— Хессенфилд выкрал из Тауэра генерала Лангдона и переправил во Францию, — заметил отец.
Я была настолько взволнована, что даже не осмелилась говорить. Я чувствовала, как Харриет наблюдает за мной.
— Очень смелый шаг! — сказал Карл. — Таких, как он, надо остерегаться, и с такими людьми приходится считаться.
— А таких множество, — добавил Эдвин. — Все они — очень преданные люди, иначе они бы не жертвовали всем ради дела, которое почти проиграно.
— Да, — заметила Харриет, — но они-то совсем не считают, что уже проиграли.
— Но это очевидно. На троне — Анна, а против них сражаются такие люди, как Мальборо.
На некоторое время за столом воцарилась тишина, после чего все вернулись к обсуждению местных вопросов.
Я сказала, что собираюсь продать Эндерби-холл, и все приветствовали мое решение.
— Наконец-то, ты решилась, — сказал дед.
— Интересно, кто его купит? — подумала вслух мать.
— Это будет не самое лучшее приобретение, — подтвердила бабушка. Мрачный, старый дом, который долгое время пустовал…
Я взглянула в сторону Дамарис, которая улыбалась Клариссе.
— Она спросила, что такое «мрачный»? Я повернулась к матери.
— Ты покажешь его, если кто-нибудь вдруг захочет осмотреть дом?
— Кто-нибудь из нас обязательно поможет, — ответила она.
— Нам тоже потребуются ключи, — заметила бабушка. — Покупатели наверняка приедут сначала сюда.
Мы поговорили еще немного о других проблемах. Я была довольна исходом разговора. Судьба Эндерби-холла также волновала меня, как и разговор о Хессенфилде и якобитах, правда, немного в другом смысле.
Шли недели, а мы все гостили в Довер-хаусе. Отношение ко мне Дамарис не изменилось. Она была безразлична, словно не замечала меня вовсе, и когда я вспоминала, какой она была раньше, то чувствовала, что теперь я общаюсь с совершенно другим человеком. Но наедине с ней я ни разу не оставалась и часто задумывалась, что было бы, останься мы с ней вдвоем, но попробовать этого мне совсем не хотелось.
Наступил август, и до нас дошли известия о победе герцога Мальборо под Бленхеймом.