Песня светлячков
Шрифт:
– Между прочим, Кейлеб, я ведь вам тоже не сделал ничего плохого. Но сейчас речь не обо мне. Ваш брат все еще здесь, возле магазина. Когда я шел сюда, он просил вам передать, что очень сожалеет о резких словах, которые наговорил вам во время вашей ссоры. И прежде всего о том, что он больше не желает вас видеть. В ту минуту он был очень зол на вас и не сдержался. А еще он просил вам передать, что будет навещать вас во все дни свиданий, пока вы не освободитесь. Он любит вас, и вы никогда не перестанете быть его любимым младшим братом.
Я слышу рыдания Брей.
Удивительнее всего, что и глаза Кейлеба наполняются слезами. Он морщит нос, отчаянно пытаясь их удержать, но слезы все равно ручейками текут у него по щекам.
– Моему брату что-нибудь грозит? – спрашивает Кейлеб. Пистолет дрожит у него в руке, но по-прежнему направлен на переговорщика. – Его обвинят в соучастии за то, что он сбежал вместе со мной? Он был сам не свой, когда это случилось. Он сбежал из винного магазина только потому, что я дал деру! Говорю, у него тогда в голове помутилось!
– Успокойтесь, Кейлеб, – советует переговорщик. – И слушайте меня внимательно. Я сумею снять с вашего брата все обвинения. Конечно, он не должен был скрываться с места происшествия. Но он сразу же вызвал службу девять-один-один. Человек, в которого вы стреляли, остался жив. Так что с вашим братом все будет в порядке.
– Он остался жив? – шепотом переспрашивает потрясенный Кейлеб.
Злость и страх на его лице никуда не делись, но к ним добавляется новое чувство – облегчение.
– Да, – отвечает переговорщик. – Владелец винного магазина находится в стабильном состоянии. Он всего лишь ранен в плечо.
– А мой брат? Можете поклясться своей жизнью, что его ни в чем не обвинят?
– Кейлеб, я не привык клясться своей жизнью, – отвечает переговорщик. – Я хочу быть с вами абсолютно честным и потому говорю: шансы у него очень хорошие. Единственным его промахом было то, что он покинул место происшествия. К счастью, он не успел отъехать далеко. В остальном он действовал правильно. Я уверен: у него все сложится отлично. Со своей стороны, я приложу все усилия, чтобы так оно и было. Я знаю: ваш брат невиновен. У него замечательное сердце. Я не первый год занимаюсь своей работой и научился распознавать хороших людей, что называется, с первого взгляда. – Он замолкает, смотрит на меня, потом снова на Кейлеба. – И сейчас я вижу перед собой троих хороших людей. Двоих мужчин и одну женщину. Все они оказались в неподходящем месте в неподходящее время. Все они успели попортить свое положение, и за это им придется отвечать. Но у всех них есть шанс доказать, что они действительно являются хорошими людьми.
Женщина в цветастом платье разражается рыданиями, привалившись к плечу кассира.
– Кейлеб, отпустите их, – говорит переговорщик.
– Отпущу. Вы выйдете, и я отправлю их вслед за вами.
– А вы сам? Вы собираетесь сдаться?
– Мне надо подумать, – отвечает Кейлеб. – Но их я отпущу.
Переговорщик кивает и выходит из магазина.
Кейлеб расхаживает перед шкафами-холодильниками с напитками, стараясь не приближаться к витринам. Потом останавливается и левой рукой подает знак заложникам.
– Выходите. – Он указывает на дверь магазина. – Простите, что втравил вас в это. Мне очень жаль, что так получилось.
Женщина в цветастом платье поднимает на него глаза, вскакивает и с истеричным плачем выбегает наружу.
– Брей, – поворачивается к ней Кейлеб. – Ты меня прости за то, что я был таким придурком. Я серьезно, – добавляет он, глядя на меня.
– Знаю, – отвечаю я.
Брей сидит неподвижно, упираясь спиной в стену. Ее слезы высохли. На лице – никаких эмоций.
Кейлеб подходит к двери, приоткрывает и кричит:
– Я готов выйти и сдаться!
Брей встает, проходит мимо меня, направляясь в конец кондитерской секции.
Я иду следом.
– Положите пистолет на пол и выходите с поднятыми руками! – слышится голос из радиомегафона.
Кейлеб кладет пистолет у самого порога, поворачивается и спиной толкает дверь.
Едва дверь закрывается, Брей бросается к ней. В ужасе я смотрю, как она падает на пол, хватает пистолет Кейлеба и устремляется в хлебную секцию.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, осторожно приближаясь к ней. Сердце снова колотится, рискуя выпрыгнуть сквозь ребра. – Малышка… не надо… пожалуйста, не делай этого.
Она приставляет дуло к подбородку, облокачивается о прилавок и запрокидывает голову. Ее затылок упирается в буханку хлеба. Палец застывает на курке.
Я падаю на колени. У меня по щекам текут слезы. Бешеное биение сердца мешает мне, и я готов вырвать его из груди.
– Брей, прошу тебя… пожалуйста. Если ты это сделаешь, если ты у меня на глазах лишишь себя жизни, это убьет и меня. Я тебя очень люблю. Ну неужели ты такая дура, чтобы этого не понимать? Я всегда тебя любил и всегда буду любить.
Я задыхаюсь от слез. У меня горит горло.
– Помнишь, какой договор мы заключили в детстве? Мы пообещали всегда быть лучшими друзьями. Помнишь?
Я подползаю к ней на четвереньках. У меня отчаянно трясутся руки, и я не могу встать. Лицо Брей ничего не выражает. Совсем ничего. Она смотрит на меня остекленевшими глазами. Но чем больше я говорю с нею, чем больше напоминаю ей о том, как сильно я ее люблю, тем яснее в ее остекленевших глазах начинают мелькать проблески жизни. Я вижу прежнюю Брей, которую знаю и люблю с девяти лет. Брей, которая сильнее тьмы, что живет у нее внутри.
– Я знаю: ты это помнишь, – продолжаю я. – Но ты для меня больше, чем мой лучший друг. И всегда была. Мое сердце бьется ради тебя. Если ты умрешь, умрет и все человеческое, что есть во мне.
У нее начинает дрожать рука. Это меня пугает. Дрожащая рука с пальцем на курке… Я не хочу, чтобы ее рука дрожала.
– Да пойми же, Брей!.. Я люблю тебя! Не заставляй меня проходить через эти мучения!
– Я не могу сидеть за решеткой! – вскрикивает она. – Я не могу жить взаперти! В разлуке с тобой! Ты – это все, что у меня есть в этом мире! Все, что у меня было!