Песочные часы
Шрифт:
Я всегда носил подаренный мне кисет при себе.
И даже наполнил его хорошим табаком. Все намеревался купить трубку, но как-то не получалось…
И тут я вдруг, не подумав как следует, а только заметив, что господин этот, вероятно, забыл табак дома, выскочил со своим кисетом:
— Могу предложить…
— Благодарю, — медленно ответил он, разглядывая бомбошки. — Я курю свой. — Он все-таки нашел в кармане жестяную коробку с кепстеном.
Я спрятал в карман кисет с легким чувством досады, запоздало подумав, что этот господин обратил на него внимание.
— Такие кисеты, — сказал он, раскуривая свою трубку, — знаете где делают?
— Понятия не имею, — ответил я, желая сразу прекратить этот разговор. — Мне подарил его товарищ, приезжавший на побывку с фронта.
— Ну, значит, ваш товарищ имел девушку в каком-нибудь «остлагере», — небрежно сказал он.
— Не думаю, — заметил я и решил уже уходить, потому что прошло слишком много времени, и вряд ли можно было ожидать Иоганну.
Но тут я ее заметил: она пробиралась ко мне через кучи щебня, и я поспешил ей навстречу. На ней была легкая шубка из какого-то блестящего меха, а голова непокрыта.
— Какой ужас! Какая страшная ночь… Я уже приходила сюда. И тебя не было, и я просто не могла здесь оставаться! Пойдем отсюда скорее!
Она была очень нервно настроена, торопливо протянула мне руку, и даже через перчатку я ощутил, какая она холодная.
Господин в «берсалине» вынул изо рта трубку и с любопытством смотрел на нас.
Когда я вежливо пожелал ему доброго дня, он приподнял шляпу с легкой улыбкой, как бы говоря: «Мы еще с вами встретимся». И мне это не понравилось.
Впрочем, я тотчас забыл о нем.
— Куда мы отправимся?
— На Беренштрассе есть ресторанчик. А вдруг он… тоже? — остановилась Иоганна.
— Тоже обратился в развалины? Все возможно, — я не мог ее утешить на этот счет.
Оказалось, что на Беренштрассе все в порядке. Не успели нам подать кофе, как Иоганна заговорила, ее прямо распирало от нетерпения, так она хотела мне все выложить.
— Ты понимаешь, Вальтер, он хочет на мне жениться. Это уже точно…
— Твой боксер?
— Почему боксер? Он не спортсмен даже. Он зубной техник, у него был свой кабинет.
— Зубной техник? — Меня это рассмешило, я вспомнил анекдот Франца Дёппена про любовников, которые встречались у зубного врача…
— Почему ты смеешься, Вальтер? Я же хотела с тобой посоветоваться.
— Прости, Ганхен. Мне просто вспомнилась смешная история про врача. Она не имеет никакого отношения… Но что я могу тебе посоветовать? Ты-то сама хочешь выйти за него?
Я был в затруднении. Ведь я желал ей добра. Но не мог дать ей совет, исходя из своих оценок, а должен был влезть в ее шкуру и оттуда уже разбираться, что лучше, что хуже… А с ее точки зрения, наверное, это венец мечтаний: пятидесятилетний зубной техник с неприличным магазином… И если не он, то кто же?.. А мать с малышами? И может быть, он — ничего, этот рыжий? Может, он даже и хорош?
Ганхен смотрела на меня пытливо, полагая, что я взвешиваю «за» и «против»… Так как я все еще молчал, она сама заговорила, опять-таки очень нервно:
— Он состоятельный человек. Конечно, магазин — только так, для витрины. У него крупное дело — заготовка французских альбомов…
Меня ужасно удивило, что она употребила слово, которое можно было перевести как «заготовка». Словно речь шла о скоте или фураже…
— Официально, знаешь, в рейхе это не поощряется. И фюрер — против. Но на деле все высокие персоны хотят иметь эти альбомы. И при этом самые-самые забористые… Шефу привозят их из Парижа военные, которые там расквартированы. Ты не думай: это очень хороший бизнес. Несмотря на то что шеф им платит бешеные деньги, расходы окупаются…
Я никогда не видел Иоганну такой оживленной и разговорчивой.
— Мы, наверное, поедем в Париж. Ах, Вальтер, ведь это мечта каждой женщины — Париж, верно?
Я неопределенно хмыкнул. Она продолжала, все больше возбуждаясь:
— Свадьба будет самая скромная. По военному времени. С моей стороны — только мама и сестренка. А с его — его друг, который возит ему из Парижа альбомы…
Я чуть не расхохотался: прелестный свидетель на брачной церемонии — агент по «заготовке» порнографии!
Иоганна, раскрасневшаяся и прехорошенькая в своем синем бархатном костюмчике, — шубку она сбросила на спинку стула, — никогда еще не была такой нарядной: видимо, французский товар делал свое дело.
— Ты не представляешь себе, Вальтер, какие связи имеет Матти!.. В самых высоких кругах! — продолжала она.
Ага, его зовут Матти. Он уже для нее Матти! Естественно… Я забыл, что он был для нее Матти и раньше!
— И все эти связи — на почве неприличных альбомов?
— Ну конечно! — с энтузиазмом подтвердила Иоганна, глаза у нее заблестели. И я вдруг неожиданно и странно подумал: не пустит ли зубной техник в оборот— насчет порнографии — свою прелестную жену? Не всунет ли и ее в какой-нибудь альбом для соблазна престарелых селадонов из «высших кругов»?.. Ну что я мог ей посоветовать?
— Скажи мне, Иоганна, откровенно: у тебя есть какие-то сомнения? Ты мне обрисовала все «за» твоего Маттиаса. И не ответила на мой вопрос: ты-то сама хочешь выйти за него?
Я же не мог спросить, любит ли она его. Это было бы ханжеством высшей марки. Потому что ясно, что не о любви же идет речь… Но хочет ли она выйти за него, — так можно было ставить вопрос, применяясь к ней, встав на ее позиции…
Я никак не ожидал того, что произошло. Она тихо и горько заплакала. Так тихо и горько, словно была не невестой, а вдовой.
Сидя рядом с ней, я вытирал ей слезы своим платком, и сердце у меня разрывалось от жалости и любви к ней, и я не знал, что сказать, чем ее утешить… В кафе было много народу, но никто не обращал на нас внимания: обычная сцена военного времени.
Но Иоганна уже утешилась:
— Понимаешь, Вальтер, — она вынула из сумочки пудреницу и провела пуховкой по лицу. Словно этим она стерла не только следы слез, но и само огорчение, она спокойно дослала вслед своим доводам еще один, пожалуй, самый веский: — Матти не подлежит призыву. У него грыжа.