Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
Мне хотелось смеяться, летать, петь, вдыхать ненавистный запах кофе. Он со мной! Не закрылся, не спрятался за вежливостью, не ушел к жене, бросив равнодушное «до завтра». Я потянулась за поцелуем. Жарким. Долгим. Поцелуем любимого человека.
— Я сейчас сделаю.
Но при попытке встать оказалась прижатой к постели.
— Я сам. Хочу, чтобы ты оставалась здесь.
Он прошел на кухню. Я слышала, как открывались и закрывались шкафчики, как зашипел газ, запахло кофе… Тошнота подступила к горлу и я понеслась в туалет. Даже
Почти все равно, потому что когда позывы прекратились, вернулось смущение.
Матвей стоял у двери с влажным полотенцем в руках. Протер мое лицо, приговаривая: «Все пройдет, пройдет, и это тоже». Я улыбнулась. Слова царя Соломона не звучали пафосно в устах Матвея. Разве что… Предупреждающе?
Но я тут же отбросила эти мысли.
— Все пройдет, — послушно повторила, прижимаясь к нему.
Концовку цитаты произнести отказалась — не хотелось, чтобы то, что возникло между нами, прошло.
— И все-таки, ты посягнула на мой авторитет и встала с постели, — шутя, упрекнул Матвей.
— Ты злишься?
— Пожалуй. И у тебя есть секунда, чтобы исправить ошибку.
Я рассмеялась и поспешила занять позиции лежа. Матвей навис надо мной, откидывая прядки со лба, дразня губы пальцами, шепча непристойности в ухо. Никогда не думала, что это может возбуждать, и так сильно.
Я чувствовала себя кошкой, которая дорвалась до миски сметаны и все его тело, без исключений, было моим лакомством. Мне нравилось быть свободной. Нравилось быть развратной. С ним. Для него.
Нравилось встречать утро, улавливая его запах — секса и мужественности, нравилось ощущать поцелуи на шее, чувствовать руки на теле, еще в полудреме, но прекрасно осознавая, кто подводит меня к очередному оргазму.
Нравилось биться в его руках и слышать:
— Еще раз, пожалуйста, уже вместе со мной.
И находить силы раскрываться снова. И впускать его снова. И летать, не боясь упасть, вместе с ним. Снова.
А потом приезжать в офис и, не замечая шепота вокруг, погружаться вместе в работу с жаром, как ночью — друг в друга.
Матвей оказался прав — тошнота вскоре сошла на нет и я спокойно переносила запах кофе, он мне даже опять начал нравиться. Живот больше — проблем меньше, хоть я думала, будет наоборот. Поначалу я сдерживала вернувшийся аппетит, но Матвей запретил, и я послушно толстела.
— Это нужно ребенку, — сказал он. — К тому же, мне нравятся все твои округлости.
Я все еще заливалась краской от его признаний. Он был открыт и без комплексов. Мы касались с легкостью любых тем, кроме его семьи. Я запрещала себе думать об этом, и нарушала запреты. Где-то есть женщина, с которой он связан. И которую любит? Возможно. А я — увлечение. Скорее всего.
Но, видимо, достаточно серьезное, потому что Матвей ко мне переехал.
— Мои белые брюки шепнули, что больше им ничего
— Да, они в безопасности, в отличие ковролина, — парировала я.
— Кто придумал стелить ковролин в прихожей?
— Как могла появиться грязь на колесиках, если ты на машине?
Он улыбнулся.
— Иди ко мне.
Обнял и не отпускал, пока я не поклялась, что рада его переезду. Точнее, пока не доказала, насколько рада…
Тот, кто сказал, что жить вдвоем тяжело — врал. Ему просто человек неправильный попался. Матвей оберегал меня так, будто я не женщина, а стекло, исключениями были постель и работа. Там нагрузка была максимальной.
— Ты должна многому научиться, — говорил он. — Может сложиться — я не всегда буду рядом.
— Бросишь? — спрашивала со смехом, но смешно мне ни капли не было.
— Ты меня внимательно слушаешь?
С упреком, нажимом, возвратом разговора в прежнее русло. Не отвертишься. К тому же, никто не отменял отношений начальник — подчиненный. Но меня тяготило не это, а его длительные командировки. Вопреки обещанием, Матвей ездил один.
— Для тебя это слишком утомительно, — отвечал в ответ на просьбы, — к тому же, ты прикрываешь тылы в офисе.
— Кто-то дышит нам в спину?
— Возможно, и я пока не пойму кто.
Я делала вид, что верила, но считала, что Матвей просто не хочет показываться с беременным помощником в филиалах и есть очередную порцию сплетен. Хватит того, что киевские сотрудники полоскали наше белье языками, а некоторые даже пытались наставить на путь истинный под предлогом дружбы.
— У него жена и дети, — говорила новый офис-менеджер Людочка, — а он так непостоянен. У него ведь уже был помощник. Замечательная девушка, умница, ушла в декрет за неделю до твоего назначения.
Я взяла информацию о помощнике на заметку и сказала, что если она беременна, то какой бы умницей ни являлась, девушкой уже не была.
— Он хороший учитель, верно? — спрашивала маркетолог Оксаночка. — Такой… сильный, обстоятельный… Он всегда доминирует?
Я сказала, что он достаточно сильный и влиятельный, чтобы заставить некоторых держать язык за зубами.
— Теперь я понимаю, — с усмешкой, уже генеральный, — почему Матвею стукнуло в голову привозить вас в Киев, да еще в такой спешке.
И если от зависти и сплетен других я отбивалась, слова генерального оставили мутный осадок где-то в районе солнечного сплетения. Мне даже видеть его не хотелось, но сам он то ли не чувствовал неприязни, то ли она его забавляла, начал недвусмысленно клеиться. Едва застанет меня одну, обязательно сальная шутка:
— Как наш сладкий животик? Обласкан сегодня? Ему так нужны прикосновения.
Или:
— Беременность насытила вашу грудь жизнью, она тяжела на вид и просто просится в руки… — При этом движения пальцами. — Вы пьете много молока?