Песок пирога
Шрифт:
В союзе с другим человеком, все твои бреши и пустоты заполнились так прочно, что ты больше ни в чем не нуждается, из тебя не выливается жизнь, как из пробитого ведра, ты полон этой плещущейся в тебе энергии, общей на двоих. Не об этом ли все мечтают и, почему так редко этого удается достичь?
И все же люди, наверное, мечтают о разном, иначе все было бы намного проще. Трудность именно в том, чтобы найти это общее и согласится разделить его, а не пытаться каждому найти что-то свое, для себя. Нужна ли для этого зрелость, или опыт, или удача, или действительно на это должен указать перст божий – я не знаю, но зовет оно нас к преображению, к изменению не только внешней действительности, но и нашей природы. Не к святости ли оно нас зовет, на самом деле? Что есть любовь в мире, если не первый шаг к ней, а все, что называется под именами любви, это всего лишь преходящие тени, не имеющие к ней никакого отношения. В том и обида заключена для многих, и зависть, и несчастье человека, что, прожив жизнь, он так и не познал этой любви, и даже не приблизился к ее понимаю, живя земными интересами, ничем не отличаясь в этом отношении от других несчастных жителей Земли, вынужденных бороться за свое существование, которое, быть может, без любви того и не стоит?
Просыпаться не хотелось. Я чувствовал себя звездной пылью под микроскопом вселенной. Мною владело единственное желание – не рассыпаться, не исчезнуть от случайного дуновения космического ветра. Ради этого я был готов лежать недвижимо, закутавшись в одеяло. Жить активной жизнью казалось невозможно, да и не за чем. Я не торопился собраться с силами, до прилета дочери еще было время.
Дочь уже на следующей неделе прилетала из Америки в Россию, чтобы заменить свой российский паспорт по случаю того, что ей уже исполнился двадцать один год. Этот внезапный прилет перевернул все мои планы.
Кот принес мне мышь, но я даже не вставал, чтобы убрать ее, и лишь к восьми часам нашел в себе силы выбросить ее в окно и начать застилать постель после сна. Вера позвонила как раз в тот момент, когда я взял короткий перерыв и залез в фейсбук, чтобы окунуться в новости дня.
Вера прежде всего осведомилась, как прошла моя ночь, каково состояние моего желудка и пораненной накануне стопы, а затем уже перешла к главной новости, которая меня изрядно встряхнула и вдохнула в меня жизненную энергию. Мой первый и самый скандальный роман «Мальчик на качелях» берут в публикацию! Это означало, что моя основная цель достигнута, мои романы складываются в цикл, и у меня в запасе уже есть продолжение приключений главного героя, которым, я уверен, должны заинтересоваться читательницы от сорока до шестидесяти лет.
Одним кликом я заключил договор на издание электронной версии романа и благословил этот день и час. Кто знает, какие еще трансформации ожидают моего героя? Что если он закончит свою жизнь в каком-нибудь монастыре или, не дай бог, клинике для душевнобольных? Но пока я способен формулировать свои мысли, тревожиться не о чем.
Чтобы немного успокоиться, я решил собрать слив и сварить из них варенье.
Груши, яблоки, сливы – все осыпается в моем райском саду в изобилии, я даже не успеваю их собирать. Зреет виноград и тянет свои антенны вверх. Я возлежу на старой металлической кровати, установленной прямо под деревом, и набиваю строчками монитор. Вокруг меня порхают бабочки и птицы. Свет удивительно мягкий, он отражается от свежей зелени, контрастируя с ярко-синим безоблачным небом. Пахнет яблоками от стола, на котором я собираю самые крупные и ровные из них. Временами я их пробую. Они твердые и не очень сочные – это зимний сорт, но я чувствую скрытую в них силу. Я тоже зимний сорт. Я родился зимой и не слишком тороплюсь вкусить всех плодов лета. Я хочу, чтобы оно настало и пребывало со мной всегда, чтобы я ни о чем не заботился, не переживал. Я хочу, чтобы любовь вечно согревала меня и я не испытывал никогда ни тревоги, ни сомнений, следуя той единственной дорогой, которая ведет нас к радости, теплу и свету. Счастье развязывает человеку язык, может быть к концу жизни я стану болтливым стариком, а пока я учусь выбалтывать секреты на страницах своих романов.
Глава 3. Вырванные страницы
«Софья кипятила чай в желтом от заварки стакане. На ее черном, строго покроя платье выделялись пятнышки от химреактивов.
– Зуко! – позвала она.
На зов поцокивая коготками по полу прибежала маленькая кривоногая собачонка.
Софья налила ей в блюдце молока, покрошила в него немного хлеба и села пить чай, поглядывая на занятую едой собаку.
Внезапный стук в дверь вывел Софью из оцепенения. Не дожидаясь приглашения, в комнату вошел мужчина с пронзительно синими глазами.
– Меня зовут Василий! – отчетливо и резко произнес он, вытянувшись на мгновение в струну и издав звук, напомнивший Софье старорежимное щелканье каблуками.
– А его зовут Зуко. – сказала Софья, указывая носком туфельки на собаку.
– Он кусается? – спросил Василий.
– Что за вздор! – возмутилась Софья. – С какой это стати?
– Животные порой кусаются без всяких на то причин.
– Это люди зачастую говорят дрянные вещи о ком попало без каких-либо причин и всякой стати. И еще любят врываться без приглашения в приличные дома, чтобы грабить, насиловать и убивать хозяев. Кроме того, скажу вам напрямик, Василий, я вас узнавала – вы тот самый убийца ста семнадцати девственниц из Нью-Орлеана, но на этот раз у тебя ничего не выйдет, имей это в виду! Мужчина моментально покрылся малиновыми пятнами и попытался выхватить что-то из кармана, но ему в руку вцепилась собачонка и принялась с остервенением рвать его рукав. В одно мгновение Софья вскочила со стула и уверенным движением обрушила его на голову несчастному. Стул разлетелся на кусочки, осыпая обломками оседающее на пол тело. Когда Софья убедилась в его неподвижности, она спокойно опорожнила карманы мужчины, где среди прочих документов обнаружила бирку полицейского и наган.
Приехавшие вскоре люди в штатском арестовали Софью вместе с собакой. Два черных санитара накрыли тело Василия целлофаном и поволокли его куда-то на носилках. Комната опустела. Настала пора и автору вылезать из-под кровати, где он пролежал уже несколько дней, записывая сюжеты из жизни знаменитой террористки в огромную, неопрятного вида тетрадь.
Увы, София отнюдь не была девственницей».
Написанием подобной чепухи я занимал себя в двадцать лет, называя свои литературные упражнения «псевдореализмом». Мне было тесно в рамках литературных стандартов начала восьмидесятых годов, и я по своему пытался их раздвинуть, не расчитывая, разумеется, при этом ни на успех, ни на публикацию своих сочинений. При всех недостатках, сюжет этих коротких рассказов был непредсказуем, и мне нравилось придумывать для них неожиданный финал. Моим сегодняшним повествования, насколько я заметил, недостает легкости. Прежде все мои истории строились на импровизациях. Теперь я описываю только то, что пережил сам, временами впадая в морализаторство.
Зануды – это конченные неудачники. Я не засуживал такой участи. Я был довольно симпатичный парень, пользующийся успехом у противоположного пола. На хрена я влез в этот улей сублимирующих интеллектуалов и не чаявших в них души суфражисток? Впрочем, позже улей исторг меня из своего чрева. Я в тот период переживал острое увлечение православием и пытался ввести некоторых христианских философов в интеллектуальный дискурс, который, по правде сказать, не сильно бы от этого пострадал, как я считаю – в ходу был самый пестрый набор идей, но вот почему-то именно мои попытки ввести в интеллектуальный оборот христианскую тему встречали самое упорное сопротивление организаторов. И все же, меня не изгоняли из милосердия, и раз в неделю, по четвергам, я посещал собрания общества, всякий раз покидая его еще более неудовлетворенным. Я был сжигаем изнутри жаждой богоискатества.
Будучи студентом, я даже какое-то время намеревался кардинально изменить свою судьбу, и чуть было не решился на третьем курске бросить учебу и уйти в монастырь, не будучи в то время ни сколько-нибудь верующим, и даже не посещая ни одного из православных городских приходов. Просто мне вдруг опостылила моя жизнь и учеба в университете, и я почувствовал необходимость кардинальных перемен в своей жизни, которую, как мне казалось, я трачу неизвестно на что. Я даже записался на прием к владыке, чтобы уточнить детали. Опытный, хотя и довольно молодой секретарь, исподволь выведал у меня цель моего визита и нарисовал мне картину послушничества, через которое мне придется пройти, прежде чем дело дойдет до принятия монашеского пострига.
– Послушники много физически работают – предупредил он.
– Ну, а читать-то им можно? – поинтересовался я тем, что составляло для меня главный интерес моей жизни.
– Можно, но только душеполезную литературу.
Что секретарь подразумевал под «душеполезной литературой» мне было понятно. Такого рода чтения на истфаке мне хватало без монастыря, и я не стал дожидаться аудиенции с владыкой, поскольку интересы мои в ту пору лежали в совершенно иной области, и духовная жизнь для меня более сочеталась с понятиями риска, а не пользы.