Пестрые истории
Шрифт:
К сожалению, нам неизвестно, что нижайше ответил профессор Штригелий на столь деликатный вопрос маркграфа. Не мог он ответить другого, чем то, что позиция науки такова, что петух, действительно, может нести яйца.
Ну а жаба?
Да сыщется ли такая глупая жаба, которая уселась бы на какое-то там яйцо? Что общего у нее с ним, к чему эта бессмысленная игра в наседки-матери?
А почему бы и нет? Пути природы неисповедимы, — полагала наука. Например, курицаможет отложить такое яйцо, из которого выведется маленькая змейка.
Этому тоже нашелся пример в практической жизни. Свидетель тому был, правда, не такого высокого чина, как капитан гессенского маркграфа, но не менее достойный — слуга нашего старого знакомца Фортунио Личети, профессора Падуанского университета.
Профессор рассказал об этом случае в своей книге
О встречах с василискомсуществует огромное количество преданий. Они нашли отражение даже в летописях как доказательство правдивости летописца.
Таким случаем приправил свое произведение Вольфганг Лазиус [208] , придворный историограф императора Фердинанда I. Он вплел историю с венским «домом василиска» в свою книгу «Vienna Austriae» (Basel, 1546).
Этот дом и по сей день есть в Вене по адресу: Sch"onlaterngasse,7. Свое прозвище дом получил именно из-за этого тревожного случая, о котором Лазиус рассказывает так:
208
Лазиус Вольфганг (1514–1565) — немецкий врач, ученый-филолог, антиквар. Практиковал медицину в Вене, затем был личным врачом императора Фердинанда. — Прим. ред.
«26 июня 1212 года шум донесся из дома одного пекаря: перед домом столпился народ, верхом прибыл и городской судья. Ему доложили, что случилось. Слуга пекаря (опять слуга! — Авт.) хотел набрать воды из колодца во дворе, но с громким визгом и пустым кувшином примчался назад. Громко охая, рассказал, что из колодца пошла ужасная вонь, от которой он чуть было не упал без памяти, а в глубине колодца ему виделись какие-то чудные свет и мерцание, — с испугу чуть не умер. Один пекарь, кто похрабрее, взялся проверить, в чем тут дело. С горящим факелом в руках, обвязавшись веревкой, спустился в колодец, но тут же стал звать на помощь, а когда его вытащили, был полумертв. С большим трудом удалось привести его в чувство, и тогда, ужасаясь и дрожа, он пролепетал, что увидел в колодце страшного зверя, ужас охватил его даже при одном взгляде на него: с виду будто бы петух, жаба и змея одновременно, на голове у него корона, глаза страшно сверкают. Ему показалось, будто от его ужасного взгляда в жилах стынет кровь, что от чудовищной вони он задохнется, если его сейчас же не вытянут наверх.
Все замерли, заслышав такую странную весть, но охотников попытаться еще не нашлось. Тогда вперед выступил Поллитцер Генрих, доктор философии, прекрасный врач, имеющий познания в естественных науках. Он объяснил людям, что ужасный зверь есть так называемый василиск; он вылупляется из такого яйца, которое снес петух, а высидела жаба. О нем писал знаменитый древний ученый Плиний, что от его яда гибнут все человеческие существа. Истребить его можно одним-единственным способом: подержать перед ним отшлифованный металлический лист, он, увидев в нем собственное отражение, лопнет от такого ужасного зрелища».
(Вернее, яд отраженного взгляда убьет его самого.)
Но до этого фокуса дело не дошло. Колодец забросали камнями и засыпали землей, и василиск нашел страшную смерть под этим обрушившимся на него камнепадом.
Опять перелистываю книгу Гашпара Мишкольци и на странице 449 читаю следующее замечание, свидетельствующее о трезвости суждения:
«Чтобы соловьи научаемы к запоминанию услышанного от человека и произнесению оного, многие из заслуживающих доверия Историков и Естествоиспытателей готовы свидетельствовать о том. Среди коих не последний, кого автор Франциус поминает в своем латинском труде, так это Конрадус Геснерус, что можно прочесть в том самом месте. Я упустил описать, частью по причине краткости, а частью оттого, что многим покажется невероятным, что пишет Геснерусу один его друг про в Ратишбоне в одной гостинице в клетке содержимых обученных прекрасных Соловьях».
Интересно, что же умели эти прекрасные ученые соловьи; и я нашел-таки это самое письмо. В нем друг Геснера сообщает, что он по случаю Регенсбургского собора (1546) жил в гостинице,
«Как-то ночью, — пишет гость, которого, наверняка, разместили в общем помещении, — к полуночи, до моего уха донеслись голоса. К моему великому удивлению, это соловьи разговаривали друг с другом.Говорили по-немецки, бегло, то говорил один, то другой, не перебивая друг друга. Совершенно человеческими голосами говорили то, что днем слышали в этой комнате.
Страдая бессонницей, я имел возможность несколько ночей внимать им. Одной ночью они повторили сцену, происходившую между официантом и его женой. Как я понял из разговора, речь шла о том, что официант в надежде хорошей добычи хотел пойти в солдаты и желал, чтобы супруга последовала за ним в лагерь. А женщина хотела остаться в Регенсбурге, и об этом они между собою нехорошо препирались. В пылу ссоры слышалась грубая брань; соловьи точно повторяли ее, хотя смысла и не понимали. Но им, определенно, очень уж нравилась вся эта сцена, потому что в последующие ночи они снова и снова без каких-либо изменений представляли ее».
Автор письма еще добавил, что днем соловьи никогда не разговаривали. Они молча сидели в своих клетках, словно углубившись в свои мысли. Только в ночной тиши у них развязывались языки, и они еще много о чем болтали, но если описывать все подробно, то письмо получилось бы уж очень длинным.
Свечи не за тем зажигают, чтобы прятать их под корыто, — должно быть, подумал Геснер и включил письмо в свою книгу, в главу, посвященную птицам. Отсюда ее и позаимствовал «автор Франциус».
Современный читатель может поразмыслить над способностями соловьев к общению и редкой даже для человека памятью, а заодно и над такой нередкой вообще у людей доверчивостью ученых авторов.
Один старинный ученый причислил к миру животных и один листок дерева.
Янош Чере Апацаи [209] писал о нем: «На острове Цинибубон листья одного дерева, как опадут — ходят».
Венгерский ученый просто не мог сомневаться по поводу сообщения такого авторитета, как Пигафетта [210] , товарищ самого Магеллана в его кругосветном путешествии. Он сам видел и даже трогал листья такого дерева. Эти листья, — писал он, — через какое-то время, как опадут, не высыхают, а на своих стебельках, будто на ножках,идут дальше и ходят туда-сюда.
209
Апацаи Янош Чере (1626–1659) — ученый из Трансильванского княжества, педагог, ученик Декарта, создатель первой венгерской энциклопедии. — Прим. ред.
210
Пигафетта Антонио (1491–1534?) — итальянский путешественник, мореплаватель, географ и писатель. Участник первой кругосветной экспедиции Магеллана. Во время плавания вел дневник, делая ежедневные записи о путешествии. Вернулся в Испанию в 1522 г. Полный список его дневниковых записей был обнаружен в Милане и впервые опубликован в 1800 г. — Прим. ред.
Современная наука опровергла выдумки про такой неправильный лист. Это не жукообразный лист, а всего лишь жук– лиственник.Его научное название Рhyllum,он имеет несколько разновидностей, обитает в Индии, Австралии и Южной Америке. Этот необычный жук принимает цвет и форму древесного листа, к которому прилипает и пьет его соки. Если он почему-либо соскочит с листа, то, конечно же, случайному наблюдателю покажется, что это сам лист прохаживается туда-сюда.
Если уж древесный лист может превратиться в жука, то почему бы цветам не превращаться в птиц?Это чудо происходит в Китае. Есть там одно дерево, а на нем цветы, из чашечки такого цветка получается очаровательная, с красным клювом и прелестными перышками птичка, она так красива, что похожа на порхающий цветок. Но жизнь ее длится столько, сколько жив материнский цветок; как только он увядает, и ее жизни приходит конец.
Путешественники привозили с Востока подобных вестей хоть отбавляй. Кто не берется пройти по их следу и проверить на месте, тому придется поверить им на слово. Что, к примеру, в Бразилии из некоторых коконов вылетает не бабочка, а птичка;а вот в Китае водится такая птица, которая летом в лесу порхает с ветки на ветку, а зимой улетает к морю, бросается в воду и превращается в рыбу.