Пестрые истории
Шрифт:
Над министром, обладавшим почти неограниченной властью, небеса тоже начали темнеть. Как я уже упоминал, манеры у него были грубые, да он вовсе и не старался возбудить симпатию к себе. Вольно или невольно порой он обижал даже своих друзей. Не знал логики мышления датчан, даже языка их не понимал. Его преобразования сталкивались с интересами то одной, то другой группы. Наиболее жестко он обошелся с аристократией; и вскоре в Дании уже не было ни одного знатного семейства, которое не кипело бы ненавистью к нему.
Постепенно у него не осталось при дворе ни одного по-настоящему
До времени непримиримые понапрасну выпускали пар, понапрасну шептались, ворчали там и сям, напрасно в салоне вдовствующей королевы Юлианны знатные вельможи потрясали сжатыми кулаками: недоставало твердой руки, которая не только в беспомощном гневе вонзала бы ногти в сжатые ладони, но была бы способна и крепко держать оружие.
Наконец и она появилась.
Перед королевой Юлианной предстал полковник по имени Келлер — богатырского сложения, прямой, невоздержанный на язык солдафон. Без обиняков сразу же перешел к делу: графа Струэнзе ненавидит смертельно из-за какой-то нанесенной ему обиды, на все готов, располагайте нм по своему усмотрению.
Итак, кулак нашелся.
И нашлась этому кулаку пара в обличье полковника Айх-штедта. Этого довольно ограниченного солдата увлек мираж политиканства, и после недолгих уговоров со стороны королевы Юлианны он встал в ряды заговорщиков.
Но кулакам требовалась еще и голова. Выбор Юлианны пал на графа Рантцау, до того времени верного сторонника Струэнзе, а теперь по какой-то личной причине его противника. К нему подключился и Оде Гульдберг, в то время еще преподаватель академии, домашний учитель сына Юлианны, герцога Фридриха, позднее ставший точно таким же полновластным правителем Дании, каким был до него Струэнзе.
1772 год, январь 17. На Копенгаген опустилась тьма зимней ночи. Только в королевском дворце окна были ярко освещены; тысячи свечей язычками пламени рассекали тьму.
Во дворце был бал.
В то время в моду вошел танец аллеманда.Под мягкую музыку пары, двигаясь одна за другой, покачиваясь и скользя в такт, продвигались то вперед, то, сменив руки, назад. В старинных хрониках об этом танце писали, что именно вот эта игра сплетающихся, потом на повороте расплетающихся, а потом снова сплетающихся рук делала аллеманду чрезвычайно грациозным танцем.
Рука королевы Каролины покоилась на руке герцога Фридриха, сына королевы Юлианны, за ними шла в танце сама Юлианна с графом Струэнзе. Дружеские улыбки, дружеское расположение к министру излучала вдовствующая государыня в этот вечер, на этом бале масок лицемерия и коварства.
В самом деле, кому могло прийти в голову, глядя на переплетенные руки, что звенья арестантских цепей сплетаются похожим образом?
Внизу в караульном помещении собрались офицеры полковника Келлера…
Подозревали — что-то готовится, но полковник не торопился отдавать приказы.
К часу ночи
Три часа утра.
По коридору, ведущему в апартаменты короля, крадутся четыре фигуры, приближаясь к спальне: Юлианна, Фридрих, Рантцау и Гульдберг. Один со свечой в подсвечнике, другой с бумагами подмышкой. Подделанным ключом пробуют открыть дверь спальни, но замок не поддается. Растолкали спящего камердинера, тот с испугу послушно отдает высочайшим посетителям свой ключ. Они врываются в комнату.
Король просыпается на шум и свет, выскакивает из кровати. Рантцау заранее припасенной ложью до смерти пугает его:
— Народ восстал! Хочет ворваться во дворец, караул уже не в состоянии их удерживать. Люди требуют отстранить от дел Струэнзе и удалить королеву!
Король с тяжелой головой, от неожиданности он вообще не понимает, чего от него хотят. Рантцау кричит:
— Речь идет о жизни и смерти! Народу надо уступить!
С этим кладет перед ним готовые бумаги: приказы об аресте Струэнзе и королевы.
Той же самой рукой судьба свергла Струэнзе с высот власти, которой в свое время туда и вознесла. Слабый, безвольный король и на сей раз уступил давившей на него сильной воле. Ему сунули в руку перо, и он чиркнул свое имя под приказами об аресте.
В это время в караульном помещении Келлер топал ногами от нетерпения. Где застрял этот Рантцау? Тут ему докладывают, что драгуны Айхштедта уже окружили дворец и ни одной души не впускают и не выпускают. На кой черт ждать этих бумаг! Прихватив с собой нескольких офицеров, взбегает по лестнице и врывается в покои Струэнзе.
Могущественный вельможа, сонно потянувшись, недовольно спросил, что понадобилось стольким людям в его комнате глухой ночью? Но очень скоро узнал, о чем речь, потому что Келлер, схватив его за горло, враз сбил с него сон.
— Именем короля! Вы уже не министр, а узник!
Струэнзе в лапах Келлера обмяк и, сникнув, позволил себя схватить и увести.
В это время солдаты Айхштедта арестовали графа Брандта и схватили доверенных лиц Струэнзе.
Но предстояло еще самое черное дело: арестовать коро леву Дании!
Вызвался Рантцау, прихватив с собой трех офицеров Келлера.
Постучался в дверь спальни королевы, поскольку ее тотчас не открыли, начал колотить по ней кулаком, угрожая взломом. Дверь открылась, королева шагнула навстречу рвавшимся в ее комнату. Гордая и полуодетая.
Рантцау предъявил ей приказ короля.
Каролина не испугалась. «Несчастный предатель!» — крикнула она Рантцау и двинулась, чтобы идти к королю и отменить обманом выуженный у него приказ. Рантцау заступил ей дорогу и грубо заорал, чтобы она одевалась и следовала за ним. Негодующая королева воскликнула: как смеет ничтожный слуга в таком тоне говорить с ней! Рантцау кивнул одному из офицеров.