Пьесы в прозе
Шрифт:
Трощейкин.
Превосходно. Только я присутствовать не буду.
Любовь.
Знаешь Верочка, я, пожалуй, выйду с тобой до угла: солнышко появилось.
Трощейкин.
Ты выйдешь на улицу? Ты...
Вера.
Пожалей мужа, Любинька. Успеешь погулять.
Трощейкин.
Нет, милая моя... если ты... если ты это сделаешь...
Любовь.
Хорошо, хорошо. Только не ори.
Вера.
Ну вот, я пошла. Тебе, значит, нравятся мои перчатки? Симпатичные, правда? А
Трощейкин.
Завидую, голубушка, твоему спокойствию! А вот когда твою сестру ухлопают наповал, тогда вот ты вспомнишь -- и попрыгаешь. Я, во всяком случае, завтра уезжаю. А если денег не достану, то буду знать, что хотят моей гибели. О, если я был бы ростовщик, бакалейщик, как бы меня берегли! Ничего, ничего! Когда-нибудь мои картины заставят людей почесать затылки, только я этого не увижу. Какая подлость! Убийца по ночам бродит под окнами, а жирный адвокат советует дать утрястись. Кто это будет утряхиваться, собственно говоря? Это мне-то в гробу трястись по булыжникам? Нет-с, извините! Я еще постою за себя!
Вера.
До свиданья, Любинька. Значит, я скоро приду. Я уверена, что все будет хорошо, правда? Но, пожалуй, все-таки лучше сиди дома сегодня.
Трощейкин (у окна).
Люба! Скорей сюда -- он.
Вера.
Ах, я тоже хочу посмотреть.
Трощейкин.
Там!
Любовь.
Где? Я ничего не вижу.
Трощейкин.
Там! У киоска. Там, там, там. Стоит. Ну, видишь?
Любовь.
Какой? У края панели? С газетой?
Трощейкин.
Да, да, да!
Входит Антонина Павловна.
Антонина Павловна.
Дети мои, Марфа уже подает.
Трощейкин.
Теперь видишь? Что, кто был прав? Не высовывайся! С ума сошла!..
Занавес
Действие второе
Гостиная, она же столовая. Любовь, Антонина Павловна. Стол, буфет. Марфа убирает со стола остатки завтрака и скатерть.
Марфа.
А в котором часу он придет-то, Любовь Ивановна?
Любовь.
Вовсе не придет. Можете отложить попечение.
Марфа.
Какое печение?
Любовь.
Ничего. Вышитую скатерть, пожалуйста.
Марфа.
Напугал меня Алексей Максимович. В очках, говорит, будет.
Любовь.
Очки? Что вы такое выдумываете?
Марфа.
Да мне все одно. Я его сроду не видала.
Антонина Павловна.
Вот. Нечего сказать -- хорошо он ее натаскал!..
Любовь.
Я никогда и не сомневалась, что Алеша собьет ее с толка. Когда он пускается описывать наружность человека, то начинается квазифантазия или тенденция. (Марфе.) Из кондитерской все прислали?
Марфа.
Что было заказано, то и прислали. Бледный, говорит, ворот поднят, а где это я узнаю бледного от румяного, раз -- ворот да черные очки? (Уходит.)
Любовь.
Глупая бытовая старуха.
Антонина Павловна.
Ты, Любушка, все-таки попроси Ревшина последить за ней, а то она вообще от страху никого не впустит.
Любовь.
Главное, она врет. Превосходно может разобраться, если захочет. От этих сумасшедших разговоров я и сама начинаю верить, что он вдруг явится.
Антонина Павловна.
Бедный Алеша! Вот кого жалко... Ее напугал, на меня накричал почему-то... Что я такого сказала за завтраком?
Любовь.
Ну, это понятно, что он расстроен.
Маленькая пауза.
У него даже начинаются галлюцинации... Принять какого-то низенького блондина, спокойно покупающего газету, за... Какая чушь! Но ведь его не разубедишь. Решил, что Барбашин ходит под нашими окнами, значит, это так.
Антонина Павловна.
Смешно, о чем я сейчас подумала: ведь из всего этого могла бы выйти преизрядная пьеса.
Любовь.
Дорогая моя мамочка! Ты чудная, сырая женщина. Я так рада, что судьба дала мне литературную мать. Другая бы выла и причитала на твоем месте, а ты творишь.
Антонина Павловна.
Нет, правда. Можно было бы перенести на сцену, почти не меняя, только сгущая немножко. Первый акт: вот такое утро, как нынче было... Правда, вместо Ревшина я бы взяла другого вестника, менее трафаретного. Явился, скажем, забавный полицейский чиновник с красным носом или адвокат с еврейским акцентом. Или, наконец, какая-нибудь роковая красавица, которую Барбашин когда-то бросил. Все это можно без труда подвзбить. А дальше, значит, развивается.
Любовь.
Одним словом: господа, к нам в город приехал ревизор. Я вижу, что ты всю эту историю воспринимаешь как добавочный сюрприз по случаю твоего рождения. Молодец, мамочка! А как, по-твоему, развивается дальше? Будет стрельба?
Антонина Павловна.
Ну, это еще надобно подумать. Может быть, он сам покончит с собой у твоих ног.
Любовь.
А мне очень хотелось бы знать окончание. Леонид Викторович говорил о пьесах, что если в первом действии висит на стене ружье, то в последнем оно должно дать осечку.
Антонина Павловна.
Ты только, пожалуйста, никаких глупостей не делай. Подумай, Любушка, ведь это -- счастье, что ты за него не вышла. А как ты злилась на меня, когда я еще в самом начале старалась тебя урезонить!
Любовь.
Мамочка, сочиняй лучше пьесу. А мои воспоминания с твоими никогда не уживаются, так что не стоит и сводить. Да, ты хотела нам почитать свою сказку.
Антонина Павловна.
Прочту, когда соберутся гости. Ты уж потерпи. Я ее перед завтраком пополнила и отшлифовала.