Пьесы. Статьи
Шрифт:
М и х а л. Да, этого мы действительно не учли. Все-таки мы чужие люди, неотесанные вояки…
Я н. Вы говорите, что она избегает вашего взгляда. Но, мне кажется, главное в том, чтобы избежать дальнейшей опасности, не так ли?
Д о к т о р. Вы правы. Сейчас это важнее всего.
Я н. Кроме того, я и мои коллеги не примирились бы с мыслью, что рядом с нами дрожат от страха перед насилием беззащитные люди, тем более дети…
Д о к т о р. Да-да. Я вас понимаю. Думаю, что они тоже поймут. Инга — девушка рассудительная, и я сумею объяснить ей, что это необходимо для ее же
Ян, Михал и Иероним некоторое время стоят молча, выжидающе смотрят друг на друга, словно до их сознания только сейчас дошло все то, что произошло. И вдруг кто-то из них рассмеялся, за ним другой, и вот уже все разражаются безудержным смехом. Внезапно открывается дверь и появляется Д о к т о р. Он хочет что-то сказать, но, пораженный, не может вымолвить ни слова. Наконец смеющиеся замечают его и умолкают.
Д о к т о р (очень смущенный). Извините, я вернулся, чтобы… чтобы еще раз увериться, приходить ли нам… на самом деле или…
М и х а л. Мы вам уже сказали, что это не шутка.
Д о к т о р. Мне тоже так показалось. Но кто знает… Вы имеете право посмеяться надо мной… над нами… Несчастные люди всегда немного смешны, я это понимаю…
Я н (с неожиданным раздражением). Ничего, ничего вы не понимаете, ничего! Мы над собой, над собой смеемся! (Почти приказывая.) Идите же скорей за своими малышками, пока еще не совсем стемнело.
Озадаченный Д о к т о р стоит молча, потом быстро уходит.
И е р о н и м (после паузы, с обидой). Должен признаться, что я тоже ничего не понимаю. Самому черту не разобраться, кто над кем смеется. Смотрю я на тебя, Ян, и сам не знаю, что происходит… Чувствую только — что-то здесь неладно…
М и х а л. А все же Ян прав. Это не мы — над нами посмеялись. Кто бы мог подумать, что наш первый после выхода из лагеря поступок будет… именно такой…
И е р о н и м. И все это выдумка Яна. Если кто и посмеялся над нами, так только Ян.
Я н. Ошибаешься. Я лишь высказал вслух то, о чем вы думали про себя. Да или нет? Сознайся, Михал!
М и х а л. Какой странный этот первый день… Все не так, как должно было быть…
И е р о н и м. Но ведь это же абсурд! Сначала я был просто ошарашен, а теперь все более убеждаюсь — это абсурд. Правда, я отец пятнадцатилетней дочери, но, откровенно говоря, даже не знаю, жива ли она. Может быть, немцы ее убили? И я прежде всего обязан как можно скорее отыскать ее… или ее могилу… Нет, друзья мои, у нас своих забот достаточно.
М и х а л. Но теперь уже поздно. Они сейчас придут. Они, эти дети, или — если вам больше нравится — эти девушки. Боюсь, что все будет не так уж просто…
Я н. Еще бы. Отвыкли мы от детей, особенно от девушек… (Подходит
Внезапно за окном раздался нестройный звон колокола, чувствуется, что звонит кто-то неумелый. Все удивленно смотрят друг на друга.
И е р о н и м (высовывается в окно, хохочет). Да это же они! Павел и Кароль, кто же еще! Я говорил вам, что они остались возле кирхи. Вот сопляки!
М и х а л. Что за идея!
Я н (восхищенно). Что за звуки!
И е р о н и м (суеверно). Тьфу! Не накликали бы беды…
Колокол звучит все громче.
З а т е м н е н и е.
Постепенно сцена вновь освещается. Обстановка та же. На столе зажженная керосиновая лампа. На окнах маскировочные шторы. Пауза. Тихо хлопнула входная дверь, послышались шорохи и шаги. Во внутреннюю дверь робко стучат. Неуверенно входит Д о к т о р, за ним — двенадцатилетняя Л о р х е н, потом семнадцатилетняя Л ю ц ц и. Двери за ней остаются открытыми. Доктор несет узел с постелью, девушки — чемоданчики и узелки.
Л о р х е н. Папочка, здесь же никого нет.
Л ю ц ц и (в дверях). Инга, что ты там копаешься? Почему не входишь?
Входит девятнадцатилетняя И н г а. На голове ее темная шаль, которую она придерживает рукой так, что лица почти не видно. Инга прикрывает за собой дверь и останавливается у порога. Доктор подходит и гладит ее по плечу. Из глубины квартиры доносятся мужские голоса. Появляются М и х а л, Я н и И е р о н и м.
Д о к т о р. Вот и мы, вся компания… Это маленькая Лорхен. Это Люцци, если можно так выразиться — самая большая реалистка из всей троицы… А вот там она, Инга…
М и х а л. Очень приятно… (Яну и Иерониму.) Ну вот, принимайте, это его дети…
И е р о н и м (Яну и Михалу). Странно, но вдруг я почувствовал себя толстым и неповоротливым, как вол.
Я н. Как вы думаете, нам, пожалуй, тоже нужно представиться? (Доктору.) Меня зовут Ян, вот это — Михал, а это — Иероним.
Д о к т о р. Уверяю вас, эти имена останутся в наших благодарных сердцах.
И е р о н и м (с достоинством). Стараемся при любых обстоятельствах быть людьми, просто людьми. (Яну и Михалу.) Кажется, прозвучало не слишком красиво, да и голос у меня погрубел… Ну говорите же что-нибудь, вы помоложе меня.