Пьесы
Шрифт:
Х е к и м о в (перебивает). Знаю, в полнолуние.
Ш и х н а з а р о в. А план-то при чем? Согласитесь, Нурлы Хекимович.
Х е к и м о в. Согласен. План ни при чем. Значит, тянет Ораз, говорите?
Ш и х н а з а р о в. Тянет, Нурлы Хекимович. Душу из нее вытянул. А она — из нас. А что ей остается?
Х е к и м о в. Значит, тянет Ораз?! Ну, Ораз! Ну, Ораз! По-го-ди! (В селектор.) Айгюль! Милочка! Срочно ко мне начальника третьего цеха Ораза Байлыева! Волоком! И в наручниках! (Вскакивает с
Ш и х н а з а р о в (недоуменно). Что, Нурлы Хекимович?
Х е к и м о в. Магазин давай!
Ш и х н а з а р о в. Какой магазин?
Х е к и м о в. Любой. Желательно для «томпсона». Нету, что ли? (Гошлыеву.) А у тебя?
Г о ш л ы е в (пожимает плечами, переглядывается с Шихназаровым.) И у меня нету…
Х е к и м о в (усмехается). Джигиты называется! Лихие туркмены на ахалтекинцах! Эх, видели бы вас ваши деды — вас и ваши пузатые портфели! Позор!
Ш и х н а з а р о в. О чем это вы, Нурлы Хекимович? Я не понял.
Г о ш л ы е в. И я не понял, шеф.
Х е к и м о в (смеется). Где уж вам понять! Мы ведь с женой в санатории были. Каждый день вечером — какой-нибудь вестерн: трах-бах — и неугодный тип на том свете.
Ш и х н а з а р о в. А-а-а!
Х е к и м о в. Вот именно.
Г о ш л ы е в. Ясно, шеф. (Хихикает.) Остроумный вы, шеф.
Х е к и м о в. Ходи и ты в кино, Гошлыев. Тоже будешь остроумным. За пятьдесят копеек. Сам ходи, а вот детей своих не пускай. Понял мою мысль?
Г о ш л ы е в. Разумеется, шеф. Я того же мнения. Можно вопросик?
Х е к и м о в. Давай.
Г о ш л ы е в. А любовниц они своих бывших куда?
Х е к и м о в. Кто они? Каких любовниц?
Г о ш л ы е в. Ну, эти… в вестернах которые… Любовниц… Чтобы планы их ковбойские не срывали… Ну, там, банк ограбить или еще что… Ведь у всех есть свои планы, шеф. У кого их нет?
Х е к и м о в. Есть у меня один хороший план, Гошлыев. Скоро ты его почувствуешь на себе. Очень скоро!
Входит К у р б а н о в.
К у р б а н о в (удрученно). Нурлы Хекимович, к сожалению, ничего не получается…
Х е к и м о в. Я так и знал. Я был уверен, что ты вернешься не волком и даже не лисой, а как побитый пес. (Включает телеустановку, вкрадчивым голосом.) Мер-джен Му-ра-дов-на!
На экране появляется лицо М е р д ж е н.
М е р д ж е н (холодно). Слушаю вас, Нурлы Хекимович. С приездом! Салам алейкум. Как отдохнули?
Х е к и м о в. Средне, Мерджен Мурадовна, средне. (Многозначительно.) Не то, что раньше. Ваалейкум
М е р д ж е н. Об этом не может быть и речи, Нурлы Хекимович. А начальника цеха, я считаю, надо привлечь к уголовной ответственности.
К у р б а н о в. Ну вот, слышали? Дался я ей!
Х е к и м о в. Спасибо за совет, дорогая, спасибо за совет! (Смеется, пытается обратить разговор в шутку.) Ну, а если серьезно, Мерджен Мурадовна?
Г о ш л ы е в. Вот именно, Мерджен, давай говорить серьезно, хоть сейчас и полнолуние!
М е р д ж е н. Я говорю вполне серьезно.
Х е к и м о в. Значит, к уголовной ответственности? (Хохочет.) Уж лучше «томпсон»! А, Мерджен Мурадовна? И как быть с планом, как быть с обязательствами?
М е р д ж е н. Таким путем, каким идет Курбанов, фабрика не выполнит плана, Нурлы Хекимович.
Г о ш л ы е в (передразнивает). «Не выполнит, не выполнит»!.. Нельзя быть такой зазнайкой! Как говорится, яйца курицу не учат!
Х е к и м о в (сурово). Тише, товарищи, тише! Гошлыев, ступай-ка ты… в кино! (Мягко.) Мерджен Мурадовна, милочка, я повторяю вопрос. Как быть с планом, с нашим родным планом, который мы не можем не выполнить? А до Нового года — считанные дни. Как нам выполнить его, посоветуйте, голубушка! Курбанова мы, конечно, казним на электрическом стуле, но это мы сделаем потом, после производственного триумфа, в узком кругу. Итак, как мы можем выполнить план?
М е р д ж е н. Это вы должны лучше знать, Нурлы Хекимович, вы — глава предприятия.
Ш и х н а з а р о в. Смотрите, как она разговаривает с директором! С Оразом она так не разговаривает!
Х е к и м о в. Тише, Шихназаров! Значит, наша обувь, Мерджен Мурадовна, не дойдет до прилавков. Выходит, тысячи детей в новогодние праздники не смогут надеть на свои ножки новые туфельки и ботиночки? Тысячи детей! Да еще чьих детей?! Строителей ударной стройки! Стройки, можно сказать, века! Так, что ли, Мерджен Мурадовна?!
М е р д ж е н. Нурлы Хекимович, мы уже три раза проверяли одну и ту же продукцию, продукцию цеха детской обуви. И моя совесть не позволяет мне предлагать эту обувь покупателям. Тем более если речь идет о детях рабочих ударной стройки!
Г о ш л ы е в. Скажите пожалуйста! Да кто тебя уполномочивает — предлагать или не предлагать что-либо покупателям? Шлепни свой штамп — и иди куда хочешь. Раньше-то шлепала!
Х е к и м о в. Спокойно, спокойно, Гошлыев! Возьми себя в руки! Хамить будешь дома своей жене. (Небольшая пауза. Другим тоном.) Товарищи джигиты, у меня есть предложение — сделаем маленький перекур, минут на пятнадцать — двадцать. А ты, Мерджен… А вы, Мерджен Мурадовна, зайдите ко мне прямо сейчас. Я хотел бы сказать вам кое-что с глазу на глаз, непосредственно… без этой волшебной техники. (Показывает на телеустановку.) Ведь логично?