Пьесы
Шрифт:
(Уходит в дверь направо.)
Фредерик. Ты, верно, не ждал меня?
Ханс. Нет, ждал. Но мне хотелось, чтоб ты пришел не сразу.
Фредерик. Если бы мне не нужно было провожать отца на поезд, так я бы пришел раньше.
Ханс. Тебе сначала следовало бы подумать над тем, что я написал.
Фредерик. Ты, я надеюсь, не воображаешь, будто тебе удастся убедить меня, что мой отец — обманщик?
Ханс.
Фредерик. Неправда.
Ханс. Нет, правда.
Фредерик. Нет, дело обстоит так, как я говорю. Все сводится к этому. Но ты убедил меня в другом — показал мне, кто ты таков и как ужасно, да, ужасно я ошибся в тебе.
Ханс. Я думал, что ты сможешь понять.
Фредерик. Понять? А тебе не пришло в голову, что сначала стоило бы объясниться со мной?
Ханс. У меня была причина не делать этого.
Фредерик. Не сомневаюсь! Ты более искушен в холодном искусстве тонких расчетов, чем я предполагал.
Ханс. Я знаю, что тебе тяжело. И поэтому я стерплю от тебя многое.
Фредерик. А, человек без сердца всегда все стерпит. И подумать только — ты мог это сделать! Выступить против нас, никогда не причинивших тебе зла; против меня, да — против меня, а ведь мы всегда были вместе до тех лет, что ты пропутешествовал. И как же я радовался, когда узнал, что ты, наконец, возвращаешься домой
Xанс. Спасибо, Фредерик!
Фредерик. И вот приезжаешь, едва здороваешься с нами, потом не заходишь ни разу, а затем — присылаешь эту книгу, и похоже на то, что ты написал ее еще там, до приезда домой.
Ханс. Да, я написал ее там.
Фредерик. По сведениям и расчетам твоего отца?
Ханс. По всем ведомственным материалам.
Фредерик. А частные материалы?
Ханс. Приходилось и их привлекать.
Фредерик. И ты присылаешь книгу, не предупредив об ее выходе, отцу, сестре, мне. За сестру мне обидней всего.
Ханс. Могу я ответить тебе?
Фредерик. Взглянул бы ты на Карен! Наверно, тогда ты бы понял, что сделал.
Xанс. Фредерик…
Фредерик. Неужели ты хоть на минуту мог забыть, что ее-то задеваешь больше всего?!
Ханс. Я дал себе слово, что не увижусь ни с Карен, ни с тобой, ни с отцом твоим, пока книга не выйдет. Я не мог возвратиться домой, не исполнив того, что было моим непременным долгом, — чего бы это мне ни стоило.
Фредерик. Да ты что, совсем спятил? Неужели ты еще думал, что кто-нибудь из нас станет с тобою знаться после этого?
Ханс. Я думал, что через некоторое время вы лучше поймете, какую цель я себе поставил, и увидите, что я ничего плохого не сделал.
Фредерик. Ах, не надо громких слов!
Ханс. Мне было ясно, — я так и написал, — что дело идет об ошибке, которая дорого стоит, о несчастной ошибке, замалчивать которую — преступление. Твоему отцу есть чем гордиться и помимо «новой системы».
Фредерик. Да, красиво говоришь. И ты думаешь что мы можем удовлетвориться этим утешением после того как ты отнял у отца то, чем он в жизни более всего гордился?
Ханс. А если тут нечем было гордиться, Фредерик?
Фредерик. Ну, это ты кому-нибудь втолковывай, но не мне. Нет, Ханс, давай поговорим начистоту! Все дело в твоем честолюбии, оно заставило тебя всем пренебречь
Ханс. Может быть, я ошибся…
Фредерик. Да, ошибся!
Xанс. Но когда я вернулся домой и увидел, во что превратился отец, когда я подумал, что ты не предупредил меня об этом…
Фредерик. А чем бы это помогло?
Ханс. Если бы это был твой отец, а я бы.
Фредерик. Нет, постой: давай-ка не сравнивать твоего отца с моим. Это уже смешно!
Ханс. Вот, вот! А теперь постарайся понять что дружба такого сорта мне больше не нужна. А здесь и еще кое-что открылось.
Фредерик. Вот как?
Ханс. В детстве мы играли: вы с сестрою и я — с одной маленькой девочкой, как говорится, из простых Но она была самым красивым ребенком из всех, что я видел и она была благородной девочкой: она ведь потом трудом своих рук содержала свою мать.
Фредерик. Слушай, это не твое дело.
Ханс. Это мое дело, когда я решаю вопрос, знаться ли мне с тобою впредь, или нет.
Фредерик. Что ты говоришь?.. Как ты смеешь?
Ханс. Если бы ты на ней женился.
Фредерик. Это мое дело! Впрочем, не следует думать, будто я не хочу жениться на ней. Тут виноваты другие люди, в том числе и она сама.
Ханс. Да, она слишком горда, чтоб позволить жениться на себе из жалости.
Фредерик. Довольно! Твой проповеди я издавна знаю. Не суй свой нос в чужие дела. Займись лучше своими собственными.
Xанс. Попытаюсь!
Фредерик. Вот что?! А знаешь ли ты, в каком состоянии отчетность твоего отца? Да в таком, что, вернее всего, будет создана чрезвычайная комиссия для ревизии!