Пьесы
Шрифт:
М а т в е й. С богатыми худо. С дураками тоже не сладко. Я в то время по тайге мотался, Машу искал. Ищу, а сам все думаю, думаю… Как-то не так живем… В лесу задумываться опасно. На самострел наскочил. Кажись, Гришкин был самострел. Плечо мне поранило. Думал, помру. Горячка была, крови утекло много… Маша одна среди вас осталась. Одна среди волков. До сельсовета шестьдесят верст. Там же и контора колхозная… А тут еще Петька Зырян властью себя возомнил. Эх, если б я понимал в ту пору!
Ефим. Что бы ты сделал, Матвейка? Революцию бы остановил? Революцию останавливать
На улице.
М а ш а, А н ф и с а.
У Маши под мышкой несколько книжек, тетради.
Издали слышны голоса ребятишек.
А н ф и с а. Уезжать когда собираешься?
М а ш а. Когда научу тебя читать и писать.
А н ф и с а. Не стану я у тебя учиться.
М а ш а. Ты не станешь — другие станут. Вон ребятишки собрались. Сейчас попросимся к кому-нибудь в чум и начнем занятия.
А н ф и с а. Возьми свои косы. Не помогли они. Ушел от меня Матвейка.
М а ш а. Давно его нету. Уж не случилось ли что?
А н ф и с а. Тебя спасать кинулся. Обо мне небось не подумал… Спасать-то меня надо было…
М а ш а. Ты права, Анфиса. Я и сама за себя постоять сумею. Зря он за меня волновался.
А н ф и с а. Погоди пузыри-то пускать! Гришка не из тех, кто зло забывает.
М а ш а. Ты меня не пугай, Анфиса. Лучше посоветуй, куда с ребятишками приткнуться, пока новую школу не построили.
А н ф и с а. Ефим взялся. Да построят-то нескоро.
Неподалеку, на месте бывшей школы, тюкают топорами два человека — старик Я д н е и Ш а м а н. Они не очень усердны в своих стараниях. Больше курят да сидят.
М а ш а (посмотрев в их сторону). Не нравится Шаману на людей работать. Привык, чтоб на него работали.
А н ф и с а. За работу еду дают. Все отняли у него… ничего не осталось. Народ его жалеет.
М а ш а. Нечего жалеть кровососа. Хватит, поездил на чужих спинах! Сам пускай попотеет. Скажи, Анфиса… школу он поджег?
А н ф и с а. Школу? (Ей неловко перед Машей). Нет, однако, не он. На Шамана зря клепаешь.
М а ш а. Думаю, что и он к этому причастен. Причастен ведь, а?
А н ф и с а. Он только снадобье мне давал… (Спохватилась.)
М а ш а. Какое снадобье? Для чего?
А н ф и с а. Чтобы с духами повидаться.
М а ш а. И ты виделась? (Взяла у нее подпаленные косы, разглядывает.)
А н ф и с а. Видалась. Совета у них просила.
М а ш а. Как интересно! Расскажи мне об этом!
А н ф и с а. Мне надо Костю кормить. (Уходит в свой чум.)
М а ш а. Бедная, несчастная Анфиса! (Снова рассматривает косы.)
Ш а м а н. Страстуй, агитатка!
М а ш а. Ань торова, Ефим. Жечь — не строить, правда?
Ш а м а н. Правда, правда. Огонь раз лизнул — и школы не стало. А топором много-много махать надо. Пока дети твои не вырастут, пока внуки. А может, и внуки внуков.
М а ш а. Гораздо раньше, Ефим. Гораздо раньше.
Ш а м а н. Не спеши, Марья Васильевна. По молодости все спешат. А мудрые люди сперва думают, потом примеряют, потом опять думают, опять примеряют…
М а ш а. Значит, этим мудрецам выгодно, чтобы люди были безграмотны. Скажи мне, мудрец, зачем ты сжег школу?
Ш а м а н. Э, Марья Васильевна! Не оговаривай! Я никогда против власти не шел. Ваша власть — моя власть. Видишь? Топор мне доверила. Хлеб дает за то, что строю. Оленей пасти не надо, озеро хранить не надо, больных лечить не надо, духов не надо ни о чем просить… Ваша власть мне глянется. Думать не о чем: знай топором помахивай. Хоть раз махнешь, хоть сто раз по разу — все равно голодным не оставят. Справедливая власть! А сам я к себе был несправедлив. Я не жалел себя, Марья Васильевна. Людей жалел… Теперь их власть жалеет. А я себя жалеть буду.
М а ш а. Понятно, но школу-то все-таки ты сжег?
Ш а м а н. Школу не я жег — Матвейка. Потому и в поселок боится показываться. Закона боится. Он ведь богатый был, Матвейка. У него оленей — со счету собьешься. Узнал, что отнимут оленей, — обиделся. Поджег школу твою и в лес ушел. А я не обиделся, Марья Васильевна. Я сам первый в колхоз вступил. И озеро отдал, и оленей. Видишь? Вот все, что осталось у меня. Чум да одежда. А мне и этого довольно. Люди жадничают не от ума. Человек голым рождается и умирает голым. Я это давно понял…
М а ш а. Какой ты умный, Ефим! С тобой беседовать — одно удовольствие!
Ш а м а н (гордо, с достоинством). Я шаман. (Сбавив тон, с улыбочкой.) Бывший шаман. Глупцы шаманами не бывают.
М а ш а. Да-да, ты умный. Но зря ты идешь против Советской власти. Будь осторожен. Иначе… иначе тебе несдобровать, бывший шаман.
Ш а м а н (юродствуя). Что, разве я не так тешу? (Тюкнул топором.) Если не так, научи, как надо.
М а ш а. Не так, Ефим, не так тешешь. Ты сам это знаешь.
Раздается гром бубна. Появляется пьяная к о м п а н и я. Р о ч е в терзает колотушкой бубен, поет. Собутыльники хрипло и вразброд подтягивают, скорее, мычат, и получается: кто в лес, кто по дрова.
Р о ч е в.
«Дружно, товарищи, в ногу, Остро наточим ножи…»Ну, чего рты зажали? Пойте! Вы свободные люди! Революция! Раз! Социализь! Два! Начали!