Петербург в 1903-1910 годах
Шрифт:
Войска, по сведениям от власть имущих, сбились с ног, да так и должно быть: им надо охранять все, везде и каждую минуту. К какой роли свели гвардию: исполнять роль палачей в столице!
12 января.В городе полное спокойствие, и все вчерашние тревоги были напрасны; напрасно потратились и магазины на доски для заколачивания дверей и окон: нигде ничего не тронуто, скопищ не было тоже. Щиты теперь почти везде сняты. Ночью, — я возвращался домой около двух часов, — улицы были освещены и пустынны, и только кое-где патрулировали казачьи разъезды по 2–3 человека в каждом. Электричество и газ действовали повсюду. В обществе
«Ваше Высокопревосходительство!
Рабочие и жители г. С.-Петербурга разных сословий желают и должны видеть царя 9 января 1905 г. в 2 ч. дня на Дворцовой площади для того, чтобы выразить ему непосредственно нужды всего русского народа. Царю нечего бояться: я, как представитель фабричных рабочих, и мы, сотрудники, товарищи и рабочие, даже все так называемые революционерные группы разных направлений, гарантируем неприкосновенность его личности. Пусть он выйдет, как истинный царь, с мужественным сердцем к своему народу и примет из рук в руки нашу петицию. Этого требует благо его, благо обывателей Петербурга и благо нашей родины.
Иначе может произойти конец той нравственной связи, которая до сих пор еще существует между русским царем и русским народом. Ваш долг, великий нравственный долг, перед царем и всем русским народом, немедленно, сегодня же довести до сведения его императорского величества как все вышесказанное, так и прилагаемую здесь петицию.
Скажите царю, что я, рабочие и многие тысячи народа мирно и с верой в него бесповоротно решили идти к Зимнему дворцу. Пусть же он с доверием отнесется на деле, а не в манифесте, к нам».
Подписи.
Затем более мелко:
«Копия с сего, как оправдательный документ нравственного характера, снята и будет доведена до сведения всего русского народа».
Прими только царь депутацию, поговори с ней, и какой бы эффект, какую бы популярность сразу создал бы он себе! Но вместо этого навстречу мирным людям были пущены штыки и пули… Да… кто идет ко дну с камнем на ногах, тому не вынырнуть! Говорят, что Мирский настаивал на приеме депутации, и царь собирался уже ехать в Петербург, как вдруг отменил поездку.
Газет нет и сегодня; кстати — единственное сообщение, дозвоволенное Телеграфному агентству [133] 9 числа в другие города — именно эта фраза. Дальнейшие сообщения московских газет опираются только на «Правительственный вестник». Правительство точно думает «скрыть» происходившее на глазах у миллиона людей. Нет, залпы были слишком громки для того, чтобы остаться в тайне! Вместо разумных мер для успокоения города сегодня выпалили манифестом: «признали мы за благо отменить в Петербурге градоначальство и учредить генерал-губернаторство»…
133
Санкт-Петербургское Телеграфное агентство, начавшее работу 1 сентября 1904 г., первое в России официальное информационное агентство, созданное по инициативе министерств внутренних дел, финансов и иностранных дел для распространения в стране и за границей политических, финансовых, экономических, торговых и других новостей.
Весьма мудро, но еще почти сто лет тому назад Крылов написал: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь!» К мудрому манифесту вышло и мудрое дополнение: бывший обер-полицеймейстер Москвы, недостреленный там Трепов [134] назначен генерал-губернатором. Повышение такой классической фигуры, — это уже издевательство и вызов всему Петербургу! Мирский, к сожалению, ушел, и власть его пока в руках товарища министра Дурново.
<134
Д. Ф. Трепов (1855–1906) — генерал-майор, в 1896–1905 гг. обер-полицмейстер Москвы, с п января 1905 г. генерал-губернатор Санкт-Петербурга, с мая 1905 года также товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией и командующий отдельным корпусом жандармов. Проводил политику репрессий в отношении революционного движения. 2 января 1905 г. на Трепова совершил неудачное покушение студент А. Полторацкий.
Д. Ф. Трепов
Надо думать, скоро появятся на сцену запоздалые бомбы. По ком промахнулась Москва, по тому попадет Питер!
В Москве, как слышно, тоже начинаются забастовки; сегодня знаменитый Татьянин день: чем-то порадует нас матушка первопрестольница?
Рабочих на улицах не видно почти совершенно: говорят, будто бы вся масса их повалила в Петергоф к царю; войска исчезли тоже, вероятно, они стянуты к местопребыванию высочайших особ.
На улицах увеличилось количество мужчин, просящих милостыню — безусловно не профессиональных нищих. Это несомненно один из результатов неудачной забастовки.
Теперь у нас, можно сказать, действительно полная свобода печати: «Правительственный вестник» может печатать все, что ему угодно, — опровержений не будет! Этим он пользуется и сообщает, разделенные на пять, цифры убийств. Сведующие люди находят, что он действует еще по-божески.
Отовсюду, начиная с рабочих, слышно о намерении последних расправиться со студентами; что за счеты между ними, определенно не знаю, но озлобление на них большое. Чуть ли не им многие приписывают даже неудачу дела. В общем, думаю, что иностранные корреспонденты, понаехавшие в Питер «наблюдать революцию», поражены: революционеры-рабочие вели себя спокойно и корректно, а буйствовали и безобразили гвардейские офицеры и хулиганы. Нда, во всякой стране свои обычаи!
13 января.Тихо. Жизнь вошла в обычную колею, хотя по Невскому изредка лениво патрулируют маленькие отряды городовых с околодочными во главе. «Революция» кончилась… На стенах домов расклеены везде обращения министра финансов и генерал-губернатора к рабочим, в которых уверяют, что государь император близко принимает к сердцу интересы рабочих, а потому призывает их возвратиться к работам.
В переводе на более понятный язык это значит, что будет устроена комиссия для разбора этих интересов и нужд, в помощь ей дадут штук пять подкомиссий, и пойдут они препираться и переписываться, дондеже свет стоит.
Свящ. Гапон, как уверяют теперь, только контужен, и рабочие скрывают его; в городе начались аресты, причем иных забирают и сажают, как острят, «до отыскания причин». Во многих гимназиях, напр. у Гуревича, у Стоюниной, у Стеблин-Каменской открыто идут сборы на рабочих; учителя Тенишевского училища и Стоюниной (называю тех, о которых мне известно достоверно) беседуют с учениками о последних событиях, оценивая их, разумеется, по заслугам. Присяжные поверенные устроили тоже нечто вроде стачки и решили пока воздерживаться от ведения гражданских дел.