Петербургский сыск, 1874 год, апрель
Шрифт:
– Это тебе показалось?
– Почему показалось? Сам видел. У меня не безобразия глаз намётан, а здесь они хотели незаметными казаться.
– В чем такое выражалось?
– Как билеты взяли, я их возле касс видел, так в уголок сели и шептались всю дорогу.
– Видел, как они на поезд сели?
– Никак нет, в буфете два офицера поскандалили, так мне пришлось туда бежать.
– Значит, не видел, куда они пошли?
– Сели они иль куда направились, не знаю, вот этого я не видел.
– Кто
– Может начальник станции господин, а может и кассир наш Иван через своё окошко что видел, – наклонил голову к правому плечу, – да мало ли кто? Это я уж не знаю, может кто из местных… не могу знать.
– Понятненько, – Жуков сморщил лоб, как иногда делал Иван Дмитриевич, – новенького ничего, – сказал он сам себе.
– Не расслышал, Ваше Благородие.
– Нет, это я так, говоришь, кассира Иваном зовут.
– Так точно.
– Где его можно найти?
– Так в кассе, – удивился полицейский.
Иван Иванович вошёл в арку, которую закрывали железные с причудливыми завитушками ворота. Он не сразу увидел калитку, сливавшуюся в единый орнамент, во двор, напоминавший более широкий колодец, нежели вход в дом. Выходили окна, на удивление без капельки грязи, видимо, хозяйка госпожа Литвинова предпочитала следить за домом, и наказывала нерадивую прислугу.
Дворник подметал и без того чистый двор.
– Послушай, любезный, где я могу иметь честь видеть господина Степанова?
– Еремея Петровича? – с уважением уточнил хозяин метлы.
– Именно.
– Его Превосходительство к одиннадцати часам отбывают на службу, а ныне, – дворник чуть ли не шёпотом произнёс, – Еремей Петрович завтракают.
– Где его квартира? – Без особого пиетета сказал Иван Иванович.
– Второй этаж, вот в эту парадную, – рука хозяина метлы указала на высокую дверь, неприступной крепостью возвышавшуюся над двумя ступеньками крыльца.
– Благодарю.
– Извиняюсь, – спохватился дворник, надо было узнать не для себя, а для отчёта Анне Ивановне, кто к её постояльцам изволит ходить, – а вы кто такой будете?
– Надворный советник Соловьёв, – и добавил, чтобы не пугать собеседника, – из Императорского Человеколюбивого Общества.
На втором этаже располагались две квартиры, на левой от лестницы, начищенная до блеска, латунная табличка, из на которой Иван Иванович узнал:
«Статский советник
Еремей Петрович Степанов».
Горничная в белоснежном накрахмаленном фартуке провела в гостиную, мило улыбнувшись, сделала книксен и после того. Как Иван Иванович представился. Произнесла:
– Соблаговолите подождать, господин Соловьёв, Его Превосходительно сейчас освободится.
Надворный советник прошёл по гостиной, рассматривая пейзажи,
За спиной раздалось покашливание, Соловьёв обернулся.
– Чем могу быть полезен? – спросил хозяин, приземистый человек лет сорока пяти с круглым, как полная луна лицом, обрамлённым лопатообразной бородой, в которой застряли несколько хлебных крошек.
– Надворный советник Соловьёв, чиновник по поручениям при начальнике сыскного отделения, – отрекомендовался Иван Иванович.
Собеседник от удивления вскинул кверху брови.
– Так чем могу быть полезен?
– Меня привело к вам одно дело, и я уповаю на вашу хорошую память.
– Определённо, что на память мне жаловаться грех, – и Еремей Петрович указал рукою на кресло, приглашая собеседника садится.
– Благодарю, – Соловьёв опустился в мягкое, оббитое бархатом кресло.
– Я вас слушаю… – хозяин сделал паузу, давая сыскному агенту назвать свое имя и отчество.
– Иван Иванович.
– Я вас слушаю, Иван Иванович.
– Будьте любезны, Еремей Петрович, сказать мне, насколько часто вы бываете в Стрельне?
– В Стрельне? – Изумился хозяин.
– Да, в Стрельне.
– Видите ли, – Еремей Петрович понизил голос и немного сконфузился, – определённо я не могу говорить с вами не данную тему.
– Отчего? – Теперь пришла очередь удивиться Соловьёву.
– Здесь замешана женщина и я не в праве…
– Еремей Петрович, – надворный советник наклонился вперёд и тоже произнёс тихим голосом, косясь на запертую дверь, – я выказываю интерес не ради праздного любопытства, а службы ради, тем более, что мне необходимо узнать совсем о другом. Вы были четвёртого числа сего месяца в Стрельне?
Степанов на миг задумался, наморщив лоб и почесав левой рукой нос.
– Определённо я там был, – и он тоже покосился на запертую дверь.
– Вы не припомните инцидента, происшедшего в тот день у касс? – также тихо спросил сыскной агент, догадавшийся, что статский советник ездил к любовнице, но вот теперь не имеет большого желания оповещать об этом жену.
– Не припомню.
– У касс? – настойчивее повторил Соловьёв.
– Так вы называете инцидентом замечание, которое я сделал гимназисту?
– Совершенно верно.
– Что вас интересует? Ведь я и лица—то его толком не заметил, – на лице Степанова появилась улыбка, видимо, опять промелькнуло в голове надворного советника, женщина тоже связана узами брака, и господин статский советник принял его, чиновника по поручениям, за человека, который следил за незнакомкой.
– Вы не припомните, сколько с гимназистом было приятелей?