Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
– Что еще о ней расскажешь?
Ответ дворника Миша не дослушал, к арке подъехал экипаж и из него, озираясь, вышел первым Митрофанов, который подал руку барышне и они направились в дом.
– Вот и Ксения, – в удивлении произнёс дворник и показал рукой в сторону идущих девушки и мужчины, Миша повернулся к ним спиной и грозно прошипел:
– Руку опусти.
Дворник пошел красными пятнами и, подчиняясь словам сыскного агента, отвернул взгляд в сторону.
– Куда они направились?
– Наверное к Устинье, она там живет.
– Видел ли когда
– Никак нет, – закачал головой, как вошедшие в моду китайские болванчики.
– Теперь тихонько беги в участок и скажи, что агент сыскной полиции караулит преступника и ему необходима помощь для задержания. Понял?
– Так точно, – голос дворника стал серьезным и он посеменил за подмогой.
Жуков остался стоять у арки, рассматривая парадные двери и. досадуя, что некого приставить к черному входу. Вдруг Митрофанов решит уйти тем путём? Досадно, Миша даже прикусил губу, мысленно поторапливая полицейских и превознося молитву, чтобы Лютый не спешил выходить из дому. Видимо, решил затаиться.
Жуков не хотел расхаживать подле дома, а зашел под арку. Можно было насторожить Митрофанова, но не хотелось и его упустить. Потом ищи его по столице, а вдруг подастся в бега, тогда вообще не найти, при том два свидетеля опознали Лютого. поэтому усилия будут стоить потраченного времени.
Под аркой хотя бы из окон не видно, что бродит по улице подозрительный человек, который поглядывает на парадные двери. ведь хотел да не спросил у дворника, куда смотрит по утрам или вечерам Михайлова, но так и не удосужился.
Только минут черед двадцать явились с дворником двое в статском платье, у Миши аж с души отлегло, боялся, что прибудут при полном параде. Тогда можно было распрощаться с мыслю о поимке Митрофанова, сиганул бы в окно или еще что придумал. Когда пахнет жареным у воров особое чутье, наподобие волчьего, всегда и засаду за три улицы чуют. да и на дело не идут, когда в засаде сыскные агенты сидят.
– Здравия желаем, Ваше благородие, – произнёс тот, что постарше.
– Добрый день. – ответил Миша и обратился к дворнику. – вот что. Стой у парадных и если появится тот, на кого я указал ранее. подашь знак.
– Какой? – серьезно поинтересовался дворник.
– Метлу уронишь, – Жуков отмахнулся, – ступай.
– Нам что делать?
– Вам, – сыскной агент достал из кармана фотографическую карточку, – запоминайте его, опасный человек, вполне возможно, что вчера убил женщину, с собой может быть, оружие. Пистолет, не думаю, а вот нож, наверняка. Ты, – он указал на младшего возрастом. – ступай на черную лестницу. Мне кажется. Там он не пойдет, но глаз нужен, ступай.
– А что мне делать, если он там выйдет? – поинтересовался младший.
Жуков про себя выругался, что стал таким забывчивым.
– Свисток есть?
– А как же, – сказал младший и достал из кармана.
– Вот и свисти, но не упускай из виду.
– А мы, значится, здесь будем ждать?
– Верно, я думаю, что он здесь выйдет, поэтому я хватаю его сзади, а ты вяжи руки.
– Понятно,
Жуков и прибывший полицейский стали в нишу, которая скрывала их от выходящих через парадный вход. Ждать пришлось с пол час, в течение которых раз сто пожалел, что не отправил посыльного в сыскное за помощью. Казалось, что свои и опытнее, и борьбе более научены, сколько на их счету задержанных, даже всех не пересчитать. Вышла женщина, которая приехала с Митрофановым. Огляделась по сторонам. Прошла в мелочную лавку, что была за углом. Жуков хотел послать за ней полицейского, но не успел, женщина, а это была Ксения, вернулась, неся в руке пачку папирос, вновь внимательно осмотрела улицу и пошла в дом.
Миша собрался опять углубиться в ожидание. но через несколько минут Михайлова опять вышла на улицу и быстрым шагом направилась к Бассейной улице, где наняла на извозчичьем дворе карету и вернулась в дом.
Через четверть часа к арке подъехала карета, извозчик спустился на тротуар и приготовился ждать, чтобы в нужную минуту открыть двери.
Мища удивился, ведь Митрофанов мог поухаживать за дамой. Михайлова уезжает одна, но тогда почему она сразу не села в карету? Возникали вопросы, на которые Жуков даже самому себе не мог ответить, пока из парадной вышла незнакомая женщина, лицо которой было закрыто почти до глаз, в длинном до пят черном платье и в черной шляпке. Подозрительно озернулась по сторонам и, спотыкаясь почти на каждом шагу, пошла в сторону кареты.
– Вязать будешь вон ту, – на ходу кинул полицейскому.
– Даму? – удивленно громко прошептал тот.
– Болван. – выругался Жуков, – ты, что не видишь, что это переодетый мужчина, – и бегом бросился к высокой женщине и, приставив пистолет к спине, прохрипел:
– Стой, иначе буду стрелять!
Схваченный, в самом деле, оказался мужчиной и не ожидал такой хватки от молодого человека, попытался вырваться, но полицейский тоже не ждал исхода событий, и тоже приставив к груди переодетого мужчины пистолет, прошипел:
– Двинешься. Пристрелю.
С лица мужчины свалился шарф и показалось испуганное лицо Митрофанова.
– Тише, – прошептал Лютый, – я стою.
– Теперь, Николай Николаевич, – произнёс Жуков, – садимся в карету и едем в сыскное отделение.
Митрофанов сделал попытку освободиться, сделал резкий шаг в сторону.
– Еще шаг и я стреляю, – совсем спокойным голосом произнёс Жуков.
– Стою, – с шумом выдохнул Лютый, – ваша взяла.
До сыскного ехали долго. Останавливаясь на каждом шагу. Словно весь город решил помешать Мише, доставить Митрофанова в сыскную полицию. Лютый сидел зажатый полицейскими и более не пытался освободиться. Казалось с высока поглядывал на Жукова, хотя сидел ниже, втянув голову в плечи, подчинился своей судьбе.