Петербургское дело
Шрифт:
— Андрюха, наконец-то! — завопил Семен, едва они подошли к машине. — Черт! А я сижу и думаю: звонить тебе или не звонить? Ну давайте, забирайтесь скорей!
В машине у Кондакова пахло, как в парфюмерном магазине. Андрей усмехнулся:
— У тебя тут не машина, а бордель на колесах.
— У каждого свои слабости, — отреагировал Семен. — Хотя к моему хобби слово «слабость» как-то не подходит.
Кондаков глянул на Нику и незаметно подмигнул Андрею: дескать, девочка — класс! Андрей в ответ нахмурился.
— Может,
— Ника, это Кондаков. Кондаков, это Ника, — представил их друг другу Андрей.
— Очень приятно, — пролепетала Ника. Она была бледна, под глазами пролегли тени, глаза все еще были красными от слез. Но, на удивление, Нику это ничуть не портило. Даже наоборот, во внешности ее появилось что-то трогательное и удивительно женственное.
— А уж мне-то как приятно! — воскликнул Кондаков и галантно поцеловал Нике руку.
— Хватит миловаться, — хмуро сказал ему Андрей. — Едем.
Семен хотел отмочить какую-то остроту, но наткнулся на холодный взгляд Андрея и промолчал.
Отъехав на пару кварталов от дома, Ника позвонила в милицию и сказала, что в ее квартиру забрался вор. Затем назвала точный адрес, вежливо поблагодарила дежурного и отключила телефон.
Кондаков был страшно удивлен.
— Вор? — воскликнул он. — У тебя в квартире вор?
— Это человек Костырина, — объяснил Андрей. — Того самого скина, который за мной охотится. Подробности я тебе потом расскажу.
Семен понимающе кивнул и дальнейших вопросов не задавал.
Ника попросила высадить ее на окраине города, рядом с красочным указателем «Пансионат «Белый родник».
— Здесь работает моя тетя — славная женщина, которая рада будет приютить у себя племянницу, — так сообщила Ника.
— Так, может, я тебя к самым дверям пансионата подброшу? — предложил Кондаков.
— Нет, — покачала головой Ника. — Не хочу, чтобы вашу машину видели рядом с пансионатом.
— Разумно, — согласился Семен.
Андрей в этой дискуссии не участвовал, поэтому вопрос был решен.
— Позвони мне, когда доберетесь, — попросила Ника, выбравшись из машины. — Обещаешь?
— Обещаю, — тихо откликнулся Андрей и отвернулся к окну.
Когда белый «жигуль» Семена Кондакова въехал в городок Павловск, на улице начинало смеркаться.
Деревянный дом, возле которого остановился Кондаков, был довольно старым, но, судя по внешнему виду, крепким. Потемневшие бревна стен, небольшая застекленная веранда, ставни и наличники в старо-русском стиле. Крышу венчал медный флюгер в виде петушка.
Профессор Киренко выскочил им навстречу. На нем были старые джинсы, ковбойка и меховой жилет, какие обычно носят дедушки в деревнях.
— О господи! Андрей, Семен! Как же я рад вас видеть!
Он обнял Андрея, затем отошел на шаг и внимательно осмотрел его.
— Ты как? — тревожно спросил профессор. — В порядке?
— В порядке, Николай Андреевич, — улыбаясь, кивнул Андрей. Он был очень рад видеть профессора.
— Ну пошли в дом! — Киренко засеменил к крыльцу. Андрей и Семен двинулись за ним.
У двери профессор обернулся и взволнованно спросил:
— Андрей, может, все-таки позвоним твоей матери? Она ведь наверняка волнуется!
— Не надо, — покачал головой Черкасов. — Она знает, что нужно делать. Тем более здесь я ненадолго.
— Что значит «ненадолго»? Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь!
— Спасибо, Николай Андреевич. Но я уже договорился с одним другом. Он тоже граффер.
— Кто такой? — полюбопытствовал Кондаков, испытывающий уколы ревности всякий раз, когда Андрей говорил при нем о своих друзьях-художниках. — Я его знаю?
— Знаешь. Мы с ним задний двор универа расписывали. Он…
— Друзья мои, хватит торчать на улице! — перебил его изрядно озябший Киренко. — Быстро в дом! Чай и коньяк ждут нас!
17
В тот же вечер, только уже совсем затемно, Семен Кондаков вернулся домой. Дорога измотала его. Хотя, если вдуматься, трескотня профессора Киренко измотала его еще больше. Чтобы унять волнение, Николай Андреевич принял на грудь пару рюмок коньяка. Алкоголь ударил профессору в голову и развязал ему язык. Он болтал без умолку. О том, что не даст Андрея в обиду, что знает способ воздать мерзавцам сполна, что у него есть охотничье ружье, а значит, тебе здесь нечего опасаться. А под конец, совсем уж войдя в раж, пытался уговорить Семена пожить на даче с Андреем «пока я не улажу все дела».
Да, профессору определенно нельзя было пить. Ну как, скажите на милость, он уладит эти дела? Возьмет ружье и перестреляет всех скинхедов? Чушь какая. Или пойдет искать правду в милицию? К генералу Костырину? Так его же самого и оприходуют. Посадят в камеру и будут бить дубинкой по почкам, пока он не расскажет, куда спрятал Андрея.
Семен высказал Николаю Андреевичу свои доводы, чем немного сбил воинственный пыл профессора. Однако в одном Киренко остался непреклонен. «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы наказать бритоголовых мерзавцев! — заявил он. — Если понадобится, я до самого президента дойду!»
Благородно, конечно, но глупо. Впрочем, все это только слова, слова, слова, как говорил старина Гамлет.
Семен Кондаков был хорошим парнем. По крайней мере, так о нем думали друзьями знакомые, да и сам он склонялся к подобной самооценке. В самом деле, он никогда не отказывал в помощи. Даже во время экзаменов, когда каждый студент трясется только за свою собственную задницу. Если кто-нибудь из друзей или приятелей обращался к нему, он всегда (всегда!) помогал: кому советом, а кому — умело вынутой из кармана и переданной (с риском для собственной репутации) шпаргалкой.