Петька из вдовьего дома
Шрифт:
— А тебе не стыдно смотреть на меня, голую?
— Не… Мамка говорит, у меня глаза бесстыжие. А тебе что, стыдно?
— Ты же еще мальчик. Для тебя нехорошо, что ты на меня смотришь.
— Нет, хорошо! — поспешил успокоить ее Петька.
Девушка, снова рассмеявшись, повернула к своему плоту. Сев на крайние бревна, сняла с головы платок, распустила косы, не спеша выжала из волос воду, потом так же не спеша оделась. Уже на берегу, проходя мимо все еще не спускающего с нее глаз Петьки, остановилась, ухмыльнулась:
— Смотришь?
— Ага…
— Раздетая-то, чай, лучше? — Она горделиво подбоченилась.
— Лучше! — чистосердечно
Девушка довольно хмыкнула.
— А ты приходи опять купаться! — еще более смутившись, предложил Петька.
— Зачем? — она лукаво взглянула на мальчишку.
— Ты — как Венера! — только и нашелся что ответить Петька.
— Это какая?
— Была такая… богиня красоты… у греков…
— Глупый ты! — улыбнулась девушка.
— Нет. Я не глупый. Я в школе похвальный лист получил, — похвастался Петька и вдруг предложил с готовностью: — Хочешь, я тебе всех раков отдам?
— Какой ты смешной! — рассмеялась девушка и, даже не кивнув на прощанье, ушла.
А Петька все смотрел и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Он любил синь летнего неба, яркое солнце, простор и тишину полей, любил весенние закаты, сказочный свет луны и ночные звезды… Но теперь он решил, что красивая девушка прекраснее всего на свете.
С ее уходом на реке почему-то стало скучно, и Петька, собрав снасти, поплелся домой, завидуя древним грекам, у которых были такие красивые богини.
ГЛАВА XX
Много времени Петька проводил около военных лагерей, наблюдая муштру солдат. Здесь он впервые увидел, как офицеры и в особенности унтер-офицеры «чистят зубы» солдатам.
Вот идут строевые учения по ротам в девятом полку. Долговязому офицеру чем-то не понравились три молодых солдата, и он то и дело тычет им кулаком в лицо. Наконец приказывает пузатому унтер-офицеру учить их отдельно. Тот уж и вовсе не церемонится — бьет несчастных почем зря.
Через полчаса двое солдат проделывают все ружейные приемы безукоризненно, и унтер-офицер приказывает им вернуться в строй.
Но от самого маленького тщедушного солдатика, как он ни старается, толку добиться не удается. И унтер свирепеет. После каждой неудачи солдатика он грубо ругает его, бьет с размаху тяжелым кулаком. При каждом ударе тот роняет винтовку, плашмя падает на землю. Не в силах сразу подняться, солдатик лежит некоторое время, потом, дрожа, как в лихорадке, медленно, неуклюже поднимается. Лицо его опухло от ударов и слез.
Петька смотрит и не может оторваться от этого страшного зрелища. Бессильная злоба клокочет в нем. Непонятно все: почему солдатик терпит издевательства, почему целая рота здоровенных мужиков не заступится за него?
И Петька решает про себя, что если он когда-нибудь станет солдатом, то поднимет на штык первого же офицера, который осмелится его ударить.
Как-то у Петьки были деревянные солдатики, прикрепленные к планкам. Передвигая планки, можно было легко заставить солдатиков «маршировать», «строиться в ряды». Теперь Петьке кажется, что и эти солдаты, марширующие сейчас по полю, тоже деревянные.
Петька много видел картинок, на которых генералы идут в атаку впереди солдат. О войне Петька думал, как о справедливой защите отечества от коварных врагов и их насилия. Но теперь он увидел,
Восхищение Петьки перед войной разом остыло. Петька убедился, что командиры — вовсе не отцы солдатам, как говорится в стихах и рассказах. С болью видел он, как солдаты трепещут перед всяким начальством. И Петька задумался: «Кто же устраивает войны? Ведь не эти же жалкие люди, что маршируют сейчас под команду крикливого офицера? Войну объявляют цари, значит, им она и нужна, чтобы земли чужие завоевывать!»
Петька вспомнил царицу Екатерину II с пышными локонами, с великолепной короной на голове. Раньше казалась она ему красивой, теперь же он с неприязнью подумал о ней: «Вишь вырядилась, а солдатиков лупят всякие унтера!» Вспомнил Петька, что и дядя Яков относится к царям неуважительно: Николая I называет «Николкой», а царствующего Александра III — «Сашкой», вспомнил, и очень это ему понравилось.
Патриотизму Петьки был нанесен непоправимый удар.
Особенно удивила Петьку маленькая потрепанная книжечка, которую однажды подарил ему седой солдат, с оглядкой вытащив ее из-за голенища сапога:
— На-ка вот, малец, дома почитай! А тут, на плацу, чего глазеть?..
Солдат прижал к себе Петьку и шершавой ладонью добродушно потрепал его вихор, как это делал когда-то отец.
Придя домой, Петька прочел книжку одним духом, не отрываясь. В ней рассказывалось о четырех днях войны [73] — самых страшных днях, которые раненый солдат Иванов провел в лесу около трупа убитого им врага, ожидая своей смерти.
Петька впервые читал книжку про войну, в которой ничего не говорилось о подвигах генералов, не описывались красочные картины сражений, а рассказывалось про солдатские страдания, боль и кровь. И он невольно задумался над переживаниями рядового Иванова, который, убив в атаке ранившего его неприятеля-турка, сначала считал, что поступил правильно. Но наутро солдат увидел, что перед ним лежит вовсе не турок, а египетский крестьянин, силой пригнанный турками на войну, одетый в их форму. Значит, думал Петька, солдат убил не врага, а ни в чем не повинного человека. Мать его теперь всю жизнь будет плакать и ждать родного сына, а солдат Иванов навсегда останется безногим калекой.
73
В ней рассказывалось о четырех днях войны… — Рассказ В. М. Гаршина «Четыре дня» впервые был опубликован в 1877 году. Из-за антивоенного характера рассказа читать его в казармах запрещалось.
Больше всего Петьку поразили мысли о бессмысленности войны, когда люди, никогда раньше не видевшие друг друга, ни в чем не виновные друг перед другом, должны убивать. Кто виноват в этом? Цари, объявляющие войны, или сами солдаты, покорно идущие на войну? Эти вопросы, которые раньше Петьке казались такими ясными, теперь уже не выглядели столь простыми.
«Неужели все дураки? — размышлял он. — Неужели не могут заменить войну чем-нибудь другим? Ну канат бы перетягивали, как это делают солдаты во время игры. А может, устроили бы спор самых умных людей! Да мало ли чего могут придумать люди? Неужели обязательно пули, кровь, смерть?..»