Петька
Шрифт:
— Ай-яй-яй-яй-яй!
Нинка уронила корзинку и бросилась прочь от Петьки.
— Арррхх! — заревел из-за своего дерева Борька, и это было тоже очень страшно. Нинка метнулась назад, но Петька бросил в неё горсть шишек. Тогда она присела и закрыла лицо руками.
Когда Петька и Борька подошли к ней, она сидела и плакала, и плечи у неё дрожали.
— Будешь ходить на мой черничник?! — грозно спросил Борька. Он был очень доволен тем, как всё удачно получилось, и ласково посматривал на Петьку: он и пугать придумал, и визжал очень хорошо.
Но Петьке было невесело. Нинка сидела и плакала, не кричала, не ругалась, не грозила пожаловаться, и от этого на душе у него становилось всё противнее.
— Не плачь, — сказал он и прогнал комара с Нинкиного плеча. — Мы пошутили.
— Ничего не пошутили, — сказал Борька. — Будет знать, как на мой черничник ходить!
— Дурак ты, — рассердился на него Петька. — Подавись своим черничником. Она же маленькая. Сам говорил, что второй класс только кончила. А ты вон здоровый какой, осенью в четвёртый пойдёшь. А если она заикаться теперь станет, что тогда будем делать?
— Не станет, — сказал Борька. — Подумаешь, напугали. Её Витька зимой ещё не так пугал, и то не заикается.
— Значит, и ты, как Витька? Она нас про него предупредила, а мы?
Борька удивлённо посмотрел на Петьку.
— Сам небось придумал, — огрызнулся он и задумался.
А Нинка всё сидела и плакала, и пальцы у неё были совсем мокрые. Петька чувствовал себя очень нехорошо: весёлая и симпатичная Нинка сидит и плачет по их с Борькой вине и, может быть, действительно станет заикой. И все тогда станут её дразнить, как Кирилла из двадцать пятой квартиры. Правда, Кирилл за это может и камнем засветить, а Нинка будет только плакать и молчать. Так она и вырастет заикой, и никто на ней не женится. Тогда он, Петька, тоже вырастет и женится на ней! От этой мысли стало полегче.
— Хватит реветь, не будем больше. Давай ягоду собирай, а то пустая домой пойдёшь, — неожиданно сказал Борька и подал Нинке её корзинку. — Эй, чего молчишь? Или взаправду заикаться стала?
— Вот ещё, заикаться из-за вас, дураки несчастные! — сказала наконец Нинка, утёрлась концом косы, подняла корзинку, встала и пошла от них, а шея и спина у неё опять были такие прямые и гордые, как будто она несла что-то на голове.
— Нинка, постой! — крикнул Петька, но она всё уходила.
И тогда Петька побежал за ней и схватил за плечо. Нинка вывернулась, глянула на него своими глазищами, которые стали почему-то ещё больше и ещё темнее, и пошла дальше, а Петька остался стоять. Он стоял и смотрел ей вслед, пока не подошёл Борька.
— Обиделась, — сказал он. — Ничего, отойдёт, она добрая.
— Давай ещё пособираем, — предложил вдруг Петька. — Хочу домой принести.
— Куда собирать будешь? Корзинку-то не взял. Давай в мою, потом отсыплем.
— Не стоит, Борька, я в свою панаму буду собирать.
Дело шло медленно. Брать ягоды Петька теперь мог только одной рукой. Тогда он поставил панаму между черничными кустиками и стал работать двумя руками. Дело пошло быстрее, но очень уставала спина. Пришлось опять действовать одной правой, а локтем левой упираться в колено. Так было полегче, зато стали одолевать комары. Они вели себя так, будто Петьку специально прислали в лес им на прокорм. Он отмахивался от них, со злым удовлетворением бил их, чувствуя под ладонью слабые их тельца, на секунду разгибался и снова шёл, нагнувшись над черничными кустами, стараясь не заглядывать в панаму, чтобы потом увидеть в ней сразу много ягод.
Если бы рядом были папа и мама, Петька бы уже давно ныл, ругал комаров и чернику, а скорее всего, сидел бы под деревом и требовал, чтобы все шли домой, потому что ему скучно. А мама и папа злились бы, нервничали, кричали на него, а он, Петька, понимал бы, что им дорого его самочувствие и настроение. Но сейчас, когда можно было бросить эту тяжёлую работу в любой момент, он упорно трудился, потому что за него это дело не сделал бы сейчас никто.
Наконец он решился заглянуть в панаму и увидел, что черники там хоть и меньше, чем ему хотелось бы увидеть, но всё же достаточно много. Да, столько ягод не стыдно подарить человеку, чтобы загладить свою вину перед ним.
Из лесу выходили, как и входили, согнувшись и оглядываясь по сторонам. Витьки не было, и домой проскочили благополучно. Петька попил молока, съел кусок хлеба и заглянул в будку. Серый был там и лежал, положив морду на лапы. Увидев Петьку, он, не вставая, завилял хвостом. Петька налил ему в пустую миску воды и принёс ещё кусок холодного мяса. Серый вылез из будки, потянулся, попил воды, потом осторожно взял зубами из Петькиных рук мясо, глотнул и вопросительно посмотрел на Петьку.
— Пойдём Нинке чернику отнесём, — сказал Петька, и Серый пошёл за ним.
Только Петька собрался постучаться в Нинкину калитку, как увидел в дырке забора глаз. Глаз был голубой, круглый и печальный, и Петька понял, что Нинка ещё обижается.
— Чего надо? — спросил глаз и моргнул.
— На, это тебе, — сказала Петька и протянул к дырке в заборе панаму с черникой.
— Не надо.
— Ну возьми!..
— А зачем пугали?
— Не будем больше.
— Врёшь ты, всё равно будете обижать, — сказала Нинка, но глаз стал знакомо-хитрым и прищурился. Ясное дело — Нинка оттаивала.
— Сказано: не тронем — значит, не тронем, — солидно подтвердил Петька. — Даже от Витьки будем защищать.
— Ишь, какие защитники нашлись! А играть с вами возьмёте?
— Возьмём.
— И Борька возьмёт?
— И Борька.
— Ладно, сейчас калитку отопру. Только собаку прогони, я её боюсь.
— Надо же, — удивился Петька, — в лес одна не боишься, а такого доброго пса испугалась?
— В лес не боюсь, а его боюсь.