Петька
Шрифт:
— Ты чего делаешь? — услышал он вдруг и поднял голову.
Возле него на корточках сидела испачканная землёй Нюська и с интересом разглядывала поле сражения. Видно, пролезла под забором.
— Командую боем, — важно ответил ей Петька. — Вот это — наши, а те — враги.
— Да, — подтвердила Нюська и взяла одного солдатика. — Куколка.
— Сама ты куколка, — возмутился Петька. — Это солдат, его нельзя трогать. Отдай!..
Нюська надулась и стала дёргать носом, явно собираясь зареветь. Петька испугался:
— Зачем он тебе?
— Играть.
— Этим солдатиком нельзя играть, ему воевать нужно. Я тебе раненых дам, ты их лечить будешь.
— А как лечить? — заинтересовалась Нюська.
— Как хочешь.
— А как я хочу?
— Ну-у, уколы будешь делать, бинтом завязывать…
— Давай! — И Нюська протянула к нему ладошку.
Петька подобрал двух пехотинцев и одного кавалериста, у которых в результате прямого попадания тяжёлого снаряда отломились подставки, и отдал Нюське.
— А у этого лошадку полечи, Борька научит.
— Не научит.
— Почему это не научит?
— Его бабка в чулане тёмном заперла. Он тебя зовёт.
— Что же ты молчала?!
Нюська опять надулась, но Петька уже лез под забором на Борькин двор.
С Борькиной стороны лаз был удачно замаскирован большим кустом смородины. Петька присел и осмотрелся. Бабки нигде не было видно: определённо сидела в доме. Петька просунул голову обратно и громким шёпотом спросил у Нюськи, занятой солдатиками:
— Бабка где?
— Дома, — ответила громко Нюська.
— Вот беспонятная. А в доме-то она где?
— Там! — И Нюська махнула рукой.
— А что она делает?
— Спит.
Петька заволновался. Если бабка спит, самое время выручать Борьку. Но если она проснётся и застанет Петьку в доме, будет кошмар. Кроме того, лезть тайком в чужой дом — это очень нехорошо. Петька решил для начала обползти вокруг дома и выяснить, где находится чулан с Борькой. Вспомнив, где расположен чулан, Петька вдохнул, выдохнул и пополз на четвереньках к заднему крыльцу. Благо, до него было ближе, чем до переднего. Он поднял голову уже возле самой стены дома. Пока он полз, его беспокоили странные звуки, становившиеся всё громче: как будто работал, мотор холодильника или булькало что-то густое. И только под самой стеной он догадался, что это храп — за распахнутыми створками окна в комнате спала бабка.
«Во даёт! — подумал Петька и с облегчением встал на ноги. — И как она сама себя не будит?»
Петька пошёл вдоль стены, прислушиваясь к звукам в доме. Он обошёл вокруг дома и снова вернулся под бабкино окно, когда услышал внутри громкий стук и Борькин крик:
— Открой! Открой скорей! Выйти надо! В уборную надо, терпеть не могу больше!
Борька колотил в дощатую дверь, и дом гудел от грохота, но бабкин храп пробивался и через него. Наконец храп затих, и Петька услышал зычный бабкин голос:
— Покою от тебя нет, душа анафемская! Чего стучишь?
— Выпусти, в уборную надо!
— Знаю я тебя, обманщика, к хулигану московскому побежишь. Ох, не научит он тебя добру, ох, не научит!
— Пусти, говорю. Не могу больше!
Столько тоски услышал Петька в Борькином крике, что забыл весь свой страх перед бабкой. Он отскочил от окна и закричал изо всех сил:
— Нельзя так с ребёнком обращаться! Выпустите его сейчас же, у него может лопнуть мочевой пузырь, и он умрёт из-за вас! Я в милицию пожалуюсь!
Бабка охнула и показалась в окошке. Петька попятился — такая она была страшная.
— Ты чего, змеёныш, здесь делаешь, на чужом дворе?! На своём шуми, а на чужом не смей! Жить людям не даёшь! — Она ещё что-то кричала, грозила из окна своей палкой, но Петька уже бежал к забору.
Когда он оглянулся, бабки в окне уже не было, а крик её доносился из глубины дома. Через секунду из дверей вылетел Борька и понёсся в угол двора, где за кустами бузины стояла уборная. Сидел он там долго, а когда вылез, опустился на траву и ткнулся лицом в колени. Забыв об опасности, Петька подбежал к нему.
— Ты чего, Борька? — жалобно спросил он, дёргая его за плечо. — Вставай, пошли скорее к нам. У тебя мочевой пузырь взаправду не лопнул? Ты ходить можешь, а, Борька?
— Ничего у меня не лопнуло, — слабо улыбнулся Борька, — не реви. Давай-ка беги отсюда, а то бабка придёт. За меня не бойся, сегодня она добрая будет, вину свою знает. Иди, я сейчас приду. Только не под забор, а улицей иди, чтобы бабка наш с тобой ход не нашла.
Петька так задумался, что почти наткнулся на Витьку. Он стоял у самой его калитки, привалившись плечом к забору, руки в карманах, кепка надвинута на глаза. Петька окаменел от ужаса и замер в нескольких шагах от него, не в силах ни бежать, ни звать на помощь. И кого звать, когда все на работе, а дома только дети. Не бабка же прибежит его спасать. И бежать бесполезно, хотя вон она, собственная калитка, всего в нескольких шагах, но между ней и Петькой стоял неподвижный и от этого ещё более страшный Витька и смотрел на Петьку как удав на кролика. Насмотревшись, Витька медленно отвалился от забора и двинулся к Петьке. Когда он приблизился, Петька сел и закрыл голову руками.
— Ну что с тобой сделать, сосиска?
— Пусти…
— Ладно, пущу, я добрый. Только давай-ка сначала поцелуй то место, где укусил, чтобы скорее прошло. Ну?!
До Петьки не сразу дошло, чего от него хочет Витька. А когда дошло, он от возмущения даже осмелел.
— Не стану, — выдохнул он в колени.
— Чего, чего?!
— Не стану.
— Станешь, — ласково сказал Витька, и Петька почувствовал, как жёсткие пальцы больно сдавили его шею пониже ушей и давят его вниз всё сильнее и сильнее.
— Уй! — взвыл Петька и ткнулся лицом в пыль.
— Ну вот! — удовлетворённо пропел ненавистный ласковый голос. — А теперь давай-ка целуй.
Петька слегка приоткрыл глаза и увидел под задранной штаниной на незагорелой коже два синих, хорошо заметных полукруга.
«Здорово я его!» — с удовлетворением подумал Петька и помотал головой.
— Весёлый ты парень, как я погляжу, — ещё ласковее сказал Витька. — Только нет у меня времени с тобой нянькаться. На!