Петкана
Шрифт:
«У нее наверняка есть какая-то своя боль, просто мы ничего не знаем об этом, — говорила бабушка, словно оправдывая ее, пытаясь утешить себя и меня, — у каждого есть своя боль. Бог даровал ее нам, чтобы мы очищали через нее свою душу и утверждались в вере». Я чувствовал, что это не просто слова утешения. Бабушка боялась за меня. Она видела, что я не хочу примириться с жизнью, которую уготовала мне судьба. С тяжкой и безрадостной долей городского бедняка.
Да, я не желал такой жизни! И не собирался мириться со своим положением.
По мере того как я подрастал, во мне нарастало и ожесточение. Крепло. Вызревало.
Это
На унизительное милосердие со стороны немилосердных.
Я завидовал всем и во всем. Все были виноваты в том, что мне выпал столь плачевный удел. И я готов был их всех возненавидеть.
Я хотел красиво одеваться. Гарцевать на добром коне. Хотел иметь настоящую невесту. Чтобы одевалась как госпожа. И благоухала заморскими ароматами, как они. Чтобы и потом, после замужества, оставалась красивой и изящной, а не состарилась прежде времени, изнуренная непосильным трудом, как те женщины, что нас окружали. Я представлял ее, такую, возле себя. И страстно полюбил сей воображаемый образ.
Знаю: для кого-то подобные мечты всегда были осуществимы. Они не видели в этом ничего особенного. Но для меня это было волшебной сказкой. Недостижимой. И оттого — еще более желанной.
Осознание тщетности этих надежд и сокровенных желаний лишь добавляло яду в мои сердечные думы и тайные помыслы. В минуты ярости и отчаянья я колотил босыми ногами в обшарпанные стены нашего жилища, голыми руками ломал колючие ветки в одичавшем саду, чтобы одной болью заглушить другую, более жгучую боль.
Все чаще помышлял я о том, чтобы забыть и отринуть все, чему учила меня моя бабушка. Попрать и растоптать те заповеди, что связывали меня по рукам и ногам. Я уже готов был попытать легкого и опасного счастья. Пойти на воровство и даже на грабеж. Чтобы силой взять то, что Бог не захотел мне дать.
Тогда она и пришла снова. Видимо, почувствовала, что у меня новое горе.
Все было так же, как и в прошлый раз, когда она впервые подошла ко мне на берегу моря.
«Вспомни, как ты молился о своей бабушке. С верой, любовью и надеждой. Замени же и теперь отчаянье верой. Проклятия — надеждой. Ожесточение — любовью. Вспомни, что Господь — твой Отец. А всякий отец всегда желает блага своим чадам. Тем более — Он.
Поэтому обратись к Нему с полным доверием», — молвила она.
И снова коснулась своими легкими и добрыми пальцами моих волос.
Я и сейчас ясно помню тот день. То утешение, что она мне подарила. И силу, которую я ощутил в себе после ее ухода. Господь чрез нее научил меня верить, надеяться и любить — вопреки всему.
Я послушался ее. Наверное, потому, что она нашла нужные слова. И произнесла их в нужный час. Быть может, еще и оттого, что она говорила кротко и с любовью. А может, и потому, что во мне самом все еще теплился слабый огонек честности и доброты, никак не желавший погаснуть.
В том же году — через знакомого монаха из Мамантского монастыря — я устроился на торговый корабль. Так вышло, что меня усыновил один купец. И я стал плавать вместе сним в заморские страны.
Вскоре вслед за мной покинула Эпиват и она, мирно преставившись в Господе.
Тело ее было предано земле за пределами города. На кладбище, где обычно хоронили чужестранцев и нищих.
Но я ее никогда не забывал. В самые тяжкие минуты моей жизни я неизменно видел во сне знакомое и дорогое лицо. Иногда она только смотрела на меня. Иногда мы разговаривали. Но каждый раз, пробудившись, я укреплялся в вере, любви и надежде.
Мой приемный отец помог мне найти дорогу в этой жизни. Вне всякого сомнения, определенную Богом, как она и говорила. Я успел порадовать бабушку правнуками и богатством. Жаль, что она этого не увидела.
Но ей, возможно, и не надо было бы ничего показывать и рассказывать. Возможно, она и так все знала. И прошлое. И настоящее. И то, чему еще только суждено случиться. По крайней мере, так я подумал, когда по возвращении из очередного плавания отправился вместе с моими сыновьями в здешнюю церковь Святых Апостолов, чтобы поклониться чудотворным мощам неизвестной подвижницы, которую Господь прославил во святых Своих. Велика была моя радость, когда я узнал лик сей угодницы Божией, прославленной отныне и меж людьми! То была она, добрая волшебница из моего детства. Тогда узнал я наконец и ее имя. Люди сказали мне, что ее звали Петкана. Петкана. Параскева. Преподобная мать наша Параскева.
ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦА
«Научитеся от Мене, Аз бо есмь кроток и смирен сердцем», — говорил Господь и Сын Мой. И Я также поучалась от Него. Я, Мария из колена Давидова. Поучалась и она. И сердцем, и умом. И мало кто из людей постиг больше, чем она. Мудрая дева и ангел земной. Она сострадала со Господом. Избранная подвижница. Параскева.
Параскева была избранницей Божией уже в час своего зачатия. Как и Я. Как и Иоанн Креститель. Мы были рождены чудесным образом от престарелых родителей, чтобы свидетельствовать міру о милости и всемогуществе Божием. И всегда пребывали с Господом.
«Почему Бог выбирает того или иного человека? Бог ли избирает человека? Или человек прилепляется к Богу? Есть ли у человека вообще возможность выбора? Или он только актер, участвующий в представлении, которое Бог подготавливал уже давно, заранее распределив роли и даже не спросив участников, нравится им это или нет?» — так умствуют люди. Едва ли не с первых дней своих. Пытаются найти ответ на эти вопросы в мудрых книгах и долгих размышлениях. У человеческих мудрецов и в святых молитвах. И не находят его. Если же истина даже и коснется кого-то из них, он пребывает в неуверенности: действительно ли слышал он глас Божий или это только эхо его собственного, желаемого ответа?
Я и Сама много раз спрашивала Себя: «Почему именно Я? Почему Мой Сын?» Сердце Мое буквально разрывалось от боли. Многое из того, что происходило с Моим Сыном, казалось Мне чудовищно несправедливым и жестоким.
Сейчас Я знаю, что Бог никогда и ничего нам не навязывает. Мы вместе делаем выбор. Он — в самом начале, когда определит путь каждому из нас и укажет на него. Мы же — своим согласием или несогласием следовать по данному пути. И потом еще много раз — в течение всей нашей земной жизни. Ибо перед тем, как произнести каждое слово, совершить каждый поступок, принять каждое решение, мы всякий раз оказываемся на распутье. И всякий раз решаем: свернуть ли нам с той дороги, которую Он для нас избрал, или продолжать идти по ней.