Петля
Шрифт:
В стеклянной конторке на первом этаже восседал Сергей, наместник Марченко. Он получал мзду в десять процентов от доходов водителей. Официально «жирный Сергей» никем здесь не числился и даже не имел права находиться в служебном помещении. Но в реальности каждый, кто отказывался иметь дело с ним, не мог, хоть умри, получить одну из восьмисот «Волг», зарегистрированных в гараже. А к тем, кто работал, но вознамеривался «качать права», Сергей мог вызвать из «Братства» специального головореза, тот быстро управлялся с «водилой», укрывающим наличность или правду о доходах.
Как всегда, Марченко прибыл
— Я каждый день рискую жизнью, — орал на Сергея шофер. — У меня под рукой всегда ломик и газовый баллон, чтобы отбиваться. Мне грозят грузины и азербайджанцы. Того и гляди отнимут все деньги. А то и машину на запасные части. Я вкалываю по двенадцать часов. А кому достается заработок? Не мне и не семье, а вам, мафиозные сволочи. Вы богатеете, а я едва свожу концы с концами.
Шофер плюнул на пол. Марченко жестко схватил его за плечо и повернул лицом к себе.
— Запомни, — процедил генерал сквозь стиснутые зубы. Он уставил в глаза шоферу два пальца. — Ты хороший русский. Но мертвые русские — уже не хорошие русские. Есть старая поговорка: с волками жить, по волчьи выть. Если ты не волк, убирайся отсюда и отдай место другому, который уважает законы джунглей.
Шофер побледнел и смолчал. Достал пачку денег, отдал Сергею, тот записал сумму в потайной блокнот «Братства».
— Сергей, мне нужно побыть в твоей конуре короткое время одному. — Это был приказ, а не просьба.
Не обнаружил ли Марченко проделки Сергея с наличными, которые он прикарманивал из доходов «Братства»? Он ходил вокруг стола вперевалку, как жирный пингвин.
— Не хотите ли просмотреть книгу регистрации доходов? Или проверить сейф? — спросил Сергей, скрывая опаску. — Давайте, товарищ генерал, проверяйте что угодно, все равно останетесь довольны.
Марченко отрицательно мотнул головой и выглянул в окно на мрачные окрестности.
— Нет, просто уйди пока, Сергей. И поставь кого-нибудь около двери, чтобы меня не беспокоили.
Площадка за окнами была заполнена выхлопными газами. Там столпились машины черного, кремового, желтого цвета, все в масляной грязи. Сергей замешкался у двери.
— Не смотрите так на эти тачки и не рассчитывайте на большие доходы, хозяин, — сказал Сергей. — Шоферюги бесятся. Многие машины вот-вот развалятся. Нет запасных частей, нет горючего. Это называют демократией и свободным рынком. А на самом деле на улицах что-то вроде войны. Если у шофера нет своей машины, он не может заработать деньги.
— Справишься, справишься, Сергей. Ты всегда выкручивался, Толстячок. Меня не колышет, как ты это делаешь. Лишь бы поступали наличные. — Он похлопал мужика по брюху. — Тех, кто не платит, вышвырни вон. И если доходы будут падать, я спрошу, почему. Поинтересуюсь, кто ворует мои деньги. И начну с тебя, Толстяк, хорошо?
Марченко был чертовски озлоблен. Сергей быстренько собрал бумажки и пачки наличных. В дверь постучали, он увидел лица двоих незнакомых. Марченко
— Товарищи, меня подслушивают, за мной ходит хвост, и обо мне собирают информацию. Я даже думаю, не переметнулся ли кто из вас в раджабовские агенты. — Марченко хотел припугнуть Полякова и Барсука, всячески стараясь доказать свое всесилие. Но Олег Иванович почувствовал, что обычная самоуверенность генерала постепенно испаряется.
Марченко сел за грязный стол, Поляков и Барсук прислонились к обшарпанной стене рядом с выцветшим портретом Ленина, который почему-то никто не снял.
— Мне нужны еще люди, — начал генерал. — Пистолеты и другое оружие. «Братство» не является больше примитивным насосом для выкачивания денег. Мы не просто должны существовать ради того, чтобы понемножку выдаивать нашу разваливающуюся экономику. Товарищи, мы вступаем в войну за собственную гангстерскую территорию. Войну за выживание «Братства».
Большая часть сказанного для Барсука была новостью, а для Полякова — лишь подтверждением того, о чем он уже подозревал.
— У меня сейчас мало времени. Я оставил машину там, наверху, у Таганской площади. Я вынужден признать самое худшее — что по приказу Зорина шофер из КГБ передает по радио обо всех моих перемещениях в Центр. Вот это место вряд ли будет прослушиваться — не слишком презентабельно. Но что касается моего кабинета в Центре… Да и убежища в морге… оно, вероятно, давно на крючке… Думаете, паранойя? Я панике не поддаюсь, но есть все основания усилить бдительность. — Марченко настоятельно пытался показать, что если и существует опасность, она касается не его одного, но всего «Братства». Он перевел глаза на Барсука. — Я хочу, чтобы ты обеспечил мне еще пятьдесят человек.
Поляков наблюдал за Барсуком, тот вытянулся по стойке «смирно» и с видимым удовольствием принимал новое задание.
— Мне не нужны хвастливые самодовольные юнцы, которые не видели ничего другого, кроме учебных окопов и врытых в землю танков на тренировочных стрельбищах, а изображают перед девками ветеранов, — продолжал генерал. — Мне нужны стоящие люди. Те, кто побывал в сражениях, не боится крови, боли, смерти, умеет избежать любой опасности. «Черные береты», морская пехота, спецназ. Вы знаете, кого я имею в виду. У них должны быть мозги, яйца и мускулы. И они обязаны знать назубок, как ими пользоваться, и не подвергать при этом опасности нас.
— И вы знаете, где их найти? — спросил Барсук.
— Ищи сам, тебя учить не надо. Главное, убедись, могут ли они делать то, что нужно нам. Чтобы не попали такие, кто только возвращается после службы. Дерьма всякого в них полно, а как до дела — сразу выясняется, что только маршировать да сачковать умеют, а за два года из «Калашникова» три пули выпустили, вот и вся наука.
Барсук знал и таких. Но были на примете парни того же плана, как он сам. Хорошие ребята, которым нравилась армейская жизнь, разгульно-дисциплинированная, лихая, с мужской игрушкой — оружием, с пьянкой и бабами, с наглой ухмылкой в лицо любому, с наркотиками, с панибратством офицеров, с игрой в войну, игрой, в любой момент становящейся подлинным делом… Такие стремились к опасной работе, и не только потому, что получали хорошие деньги.