Петр Первый
Шрифт:
– Ах, да некогда же мне, маменька, право! Жените, коли хотите…
Первый брак
И вот тут-то Наталья Кирилловна и оплошала, хотя была когда-то умной женщиной. Более неподходящей супруги своему Петруше она просто не могла найти. Но она так отчаянно искала «большую родню», чтобы та заслонила ее от козней Софьи, так мечтала о будущих внуках, что все остальное не имело для нее никакого значения.
была сыграна свадьба «младшего» царя. Евдокия Лопухина была воспитана по старинным обычаям Домостроя, и просто не могла понять своего молодого мужа (его и люди постарше и поумнее не всегда понимали). Князь
«И была принцесса лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом не сходная к своему супругу, отчего все счастие свое потеряла и весь род свой сгубила… Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжалася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому же царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем её в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которы были уже явны на весь свет…»
Что касается рода Лопухиных вообще, то князь Куракин дал своим родственникам совершенно убийственную характеристику:
«… люди злые, скупые ябедники, умов самых низких и не знающие нимало в обхождении дворовом… И того к часу все их возненавидели и стали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели».
Обратите внимание, «блаженный и расслабленный» Иван отнесся к женитьбе со всей серьезностью и соблюдением обычаев, и жену выбирал сам, а «нормальный» Пётр отмахнулся от маменьки, как от докучливой мухи, не придав грядущим переменам в жизни никакого значения. Не мог же не знать, что тогда женились – раз и навсегда.
В общем, Наталья Кирилловна крупно ошиблась и с невесткой, и с родней. Не ошиблась только в плодовитости молодой царицы: в течение первых четырех лет после свадьбы Евдокия родила троих (!) сыновей: Алексея, Александра и Павла. Два младших царевича, впрочем, скончались вскоре после рождения, остался один Алексей. Так что разговаривать с Евдокией Петру, возможно, было не о чем, но в остальном супружество было почти нормальным.
И тут опомнилась Софья: «чертушка» женился, супруга его почти тут же забеременела, значит, все мечты о длительном правлении ее самой при потомстве брата Ивана рушатся. Супруга-то Ивана все никак не могла забеременеть. А «Потешных» уже было два: к Преображенскому полку прибавился , Прешбург же совершенно походил уже на настоящую крепость. Для командования полками и изучения военной науки нужны были люди знающие и опытные. Но среди русских придворных таких не было – и Пётр привлекал к себе все больше иностранцев, причем далеко не всегда для пьянства.
Яуза и Просяной пруд оказались тесными для ботика, поэтому Пётр решил отправиться в , к , где собирался заложить первую верфь для строительства судов. Да разве маменька так далеко отпустит?
Петр схитрил, как мальчишка: отпросился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь и уже оттуда тишком добрался до предмета своей мечты. Увиденное настолько его потрясло, что он, вернувшись, все уши прожужжал маменьке о красотах озера и о своих планах кораблестроения.
Наталья Кирилловна сдалась: разрешила любимому дитятке получить новую игрушку. Для этого были выписаны из Голландии и отправлены в Переяславль корабельные мастера. А позже, когда уже совсем потеплело, туда же – легально! – вновь сорвался Петр. Сохранилось его письмо того времени к матушке:
«Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушке, государыне царице и великой кн. Нат. Кирилловне, сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу, а о твоем здравии слышать желаю. А у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все, кроме большого корабля, в обделке, только за канатами станет, и о том милости прошу, чтоб те канаты по семисот сажен из Пушкарского приказу, не мешкав, присланы были; а за ними дело станет, и житье наше продолжится. По сем паки благословения прошу».
Царевич Алексей родился через год с небольшим после свадьбы – в феврале 1690 года. Евдокия воспряла духом: теперь-то ее лапушка почаще будет дома с семьей бывать, с сыночком богоданным. Тем паче, что она опять была в тягости. Наталья Кирилловна рассуждала примерно так же… Но тяга к флотским забавам оказалась сильнее.
На май Петра удалось залучить обратно в Москву, но в июне он уже снова был на озере. То же самое повторилось и в последующие два года: зимой Пётр муштровал свои далеко уже не потешные полки и развлекался в Немецкой слободе, а ранней весной уже мчался на Плещево озеро.
Туда-то и прискакал в 1692 году его дядюшка Лев Кириллович со страшным известием об очередном заговоре Софьи и ее приближенных против Натальи Кирилловны и Петра и о возможном начале нового стрелецкого бунта. Князь Василий Голицын и Федор Шакловитый подстрекали царевну-правительницу «волчицу и волчонка смертью извести».
Борьба за трон
В России же, пока Пётр запускал кораблики, играл в живых солдатиков и бражничал в Немецкой слободе, все громче раздавались голоса, что пора бы власть передать законному (!?) царю, что царские скипетр, да держава – не для бабьих рук ноша. Любопытно, что имелся в виду «старший царь», Иван, но историки впоследствии эту неточность устранили.
Иван Софье не мешал, разве что огорчил рождением дочери, а не сына, ну, так не последний же ребенок, поди. А вот Петра нужно было убрать раз и навсегда с дороги, упредив удар противника. Как и в первый удачный для себя раз, Софья сделала ставку на стрельцов.
Казалось, осечки не будет — теперь во главе их стоял ее верный слуга Федор Шакловитый. Из покоев Софьи в стрелецкие полки поползли слухи, что Нарышкины опять обижают Милославских: обещают-де не только «извести» царя Ивана, но называют «великую государыню царевну «девкою», не ставят ее ни во что.
Софья, кстати, пыталась использовать имя «старшего царя» Ивана Алексеевича как знамя борьбы против партии Петра. Но Иван отписал любезной сестрице, чтобы она оставила его в покое, ибо он «ни в чем с любезным братом ссориться не будет».
Значит, в то время никто не считал «старшего царя» расслабленным и слабоумным. Иначе Софье в голову бы не пришло апеллировать к имени младшего брата, чтобы с его помощью вдохновить стрельцов расправиться с Нарышкиными.
Но, как ни старался Шакловитый, не озлобились стрельцы против «царевниных супостатов». Отказались подписать челобитную к Софье, дабы венчалась на царство, «отшибив» навеки Петра от престола. Ну, что ж… Нашлись смельчаки, взялись «извести волчонка смертью», но… опоздали. Куда больше нашлось тех, кто поспешил предупредить молодого царя об опасности.