Петр Великий, голландский. Самозванец на троне
Шрифт:
Встречались трудники ла богомольцы, но его, кажется, не узнавали. Он же наконец, свернул в калитку, открыл простую, незаметную скрипяшую дверь, и оказался в скромной келье.
Здесь, за дубовым столом, в шубе, крытой персидской камкой и бархатном платке, сидела Софья Алексеевна, изволила книжицу читать.
– Вот я и пришёл, царевна. По слову твоему, – сказал Цыклер.
– Присядь, Иван Елисеевич! Знаю я, что верен ты царю Петру, а ещё больше присяге Царству Русскому. И что решил так и десять лет назад так и выбрал. Не в обиде, Пётр подрос, а девка не может на троне сидеть… Но прошла
– Да не может быть! – вскинулся , вскочил с лавки Цыклер, – кто же на такое пойдёт? Да и за границу уезжает государь…Жив Пётр Алексеевич!
– Я бы не стала лгать. Зачем? Лежит он в каменном гробу, в Архангельском соборе, в крипте тайной. Тебе показать, или ты боишься?
– Нет, не боюсь… – тихо прошептал думный дворянин, – хоть и страшно, а верю тебе, царевна. Но, если такое дело, надо и верным людям увидеть, что царь Пётр мёртв. Один, я ничего и сделать не смогу. И урядникам стрельцов такое надо узнать накрепко, и казакам…Вот тогда… А ты что захочешь?
– Лишь бояр казню, да при Алексее Петровиче буду, трон и Царсто Русское, как верная собака сторожить, пока царевич не жениться.
– Добро…
– Жду вас через день. С собой ломы да фонари захватите.
Заговорщики у гроба
Сама повела Цыклера Софья-царевна подземным ходом в крипту Архангельского Собора, другим не доверила. Были с ней её незамениме холопы- Устьян и Дормидонт. Ключники, так сказать, что бы любой замок вскрыть, любую дверь отворить,
Ну а с Иваном Цыклером шли его свойственники, Алексей Прокофьевич Соковнин, да Федор Матвеевич Пушкин. Те, кому доверял думный дворянин, и те, кто доверился ему. Шли стрелецкие урядники из Цыклерова полка, Василий Филипов, Федор Ярожин и казак Петр Луьянов. Поумал Ивн Елисеевич, что надо известить и Тихий Дон.
Идти было неблизко и опаско очень – одно дело три человека, а другое- семеро. Ну а что делать, и дошли. Пусть в конце пути Иван Елисеевич без конца платком лицо вытирал.
– Дышиться тяжко царевна, долго ещё? – не утерпел и Пушкин, – отдохнуть бы?
– Не мешкать, за мной идите, – распорядилась шёпотом Софья.
– Ничего, в походах и тяжелее бывает. – подали голос и стрельцы.
Но вот. прошли ещё три иерехода. и оказались у заветной двери. Устьян с Дормидонтои взялись за знатный замок, но и он не устоял . Отворилась дверь.
Софья, даром что не вбежала.
– Посветить надо… – то ли попросила, то ли приказала царевна.
Стрельцы зажгли факелы, а София прошла мимо каменных саркофагов, изрезанных причудливой вязью старого письма. И вот, наконец, тот самый…
– Устьян, Дормидонт! Поднимите крышку!– И Софья Алексеевна сделала повелительный жест
Никах ненужных слов в ответ и не последовало. Стрельцы взялись светить, и держали теперь масляные фонари, факелы погасили да убрали от греха подальше. Стало тихо в крипте, кажется, все забыли, как дышать. Только послышался противный скрежет каменных зёрен о камень.
– Осторожнее, – прошептала, почти попросила царевна.
– Всё уже… – обнадёжил Дормидонт, и холопы сняли крышку.
Софья начала мелко крестится, а когда успокоилась, осторожно подвернула пелену. Даже сейчас закрыла свои глаза…
– Точно, он, – прорезал тишину голос Цыклера, – е раз его видывал, Петра Алексеевича. Лицо, всё точно…
– Он и есть, государь наш покойный, – подтвердил Соковнин.
Все служилые люди молча стянули с буйных голов шапки, и перекрестились. Хоть тут они смогли поостится с государем по-христиански.
– И мы его видели,когда в карауле Троицко- Сергиева монастыря стояли, – подтвердили и стрельцы, – Точно! Тело забрать надо. На руках в Кремль государя нашего понесём, отпоём . Все стрельцы пойдут. Софья Алексеевна! Алексея Петровича на престол возведём, а бояр всех на кол!
Такого, этих слов не ожидала ни Софья, ни Цыклер с Соковниным. Да эта буря их с головой накроет! А выплыть удасться, или нет, тут один Господь ведать будет!
– Надо с полковниками поговорить, – начал бубнить Фёдор Пушкин.
– Подготовить дело надо…– заговорил и Иван Алексеевич, – что бы всё получилось!
– Да вы что, дети боярские! – зашептал яростно Василий Филипов, – или людей не ведаете, стрельцов да солдат! С мёртвым Петром нас никто не остановит, а станете по углам шептаться, первый же сотник стрелецкий побежит в Преображенский приказ «Слово и дело кричать»! Что они подумают? Что обманываете их, желаете Смуту разжечь. Я не боюсь, дело моё воинское, всё одно помирать. Но закончим все вместе, на плахе Болотной площади. И висеть на рожнах нам тогда рядом !
– Глупо на арапа брать, – покачал головой Соковнин, – по умному надо, подготовится…
– Они собираются в Амстердам ехать. Видно, там уже подменный, боярский, царь ждёт. Если промедлим, никто нам не поверит, – заговорила и Софья, – а я даю на это дело пять тысяч червонцев. И казакам ещё две тысячи.
– Так и сделаем… Переговорим с полковниками да урядниками, да начнём с Божьей помощью, – и Цыклер перекрестился, не отрывая взгляда от мёртвого Царя.
Стрельцы, и так стоявшие без шапок вокруг саркофага, тоже перекрестились. Видно было, как враз потемнели их лица. Поняли, что мудрят чего-то начальные люди.
Разговоры да переговоры
Сидел Иван Елисеевич, передвигал шахматные фигуры на доске. Смотрел на пешки, а казалось ему, что это настоящие, живые люди. Вот, сейчвс обернётся десятник его полка, Стремянного, Илья Щукин. Погиб парень под Азовом по Лефортовой да Шеиновой дурости. И сколько таких было, тяжко,ох тяжко думать...... Казаки брали Азов армией в пять тысяч сабель, да и в этот раз крепость захватили для царя. А эти…Жалкие живодеры-кривляки неумелые, столько на осаде людей погубили, страшно вспомнить… А тут опять за саблю браться. Ничего, потешных, этих шутов гороховых в немецком платье, Цыклер не боялся. Любой стрелец , с детства воин, и саблей сражается так, что любо- дорого, да и из пищали в цель бьёт, как надо. И бердышом рубит, аж кровь во все стороны летит. Видывал сам… Атаковать надо быстро, по – шведски, без оглядки, да из пушек врагов выносить, да так, что бы орудия в первом ряду стояли, и картечью, картечью…