Петр Великий
Шрифт:
Еще до своего возвращения в Москву он приказал Ромодановскому обращаться с мятежниками с большой жестокостью и усилить наблюдение за Софьей [23] . Семнадцатого сентября началось тщательное расследование причин восстания и проводилось оно с ужасающей поистине с беспримерной жестокостью, которую Петр никогда больше не проявлял в такой степени. Сотни захваченных стрельцов были замучены, в основном будучи забиты кнутом (толстая и прочная плеть из кожи), а затем их свежекровоточащие спины буквально поджаривались на медленном огне. 14 отдельных камер пыток, созданных специально для этой цели в Преображенском, использовались, чтобы допрашивать по 20 человек в день. Иногда царь лично принимал в этом участие. Пытки сопровождались казнями. За три недели в октябре 1698 года были забиты до смерти 799 стрельцов; и затем через три месяца последовала другая волна численностью в 350 казней в феврале 1699 года. Маловероятно, что Петр лично принимал участие в этих казнях. Известная книга, «Дневник путевых заметок в Московии» Иоганна-Георга Корба, секретаря австрийского посланника в Москве, вышедшая в Вене в 1700 году, утверждала, что царь сам казнил своих врагов, и в это утверждение в Европе весьма верили. Корб, однако, писал не как свидетель; и, кажется, не имеется никаких доказательств, что царь лично когда-либо
23
Письма и бумаги Петра Великого (С.-Петербург — Москва, 1887). Т. I. С. 266, 268–269.
24
J.-G. Korb, Diary of an Austrian Secretary of Legation at the Court of Czar Peter the Great (London, 1863: reprinted London, 1968), p. 251.
Возможно, эти месяцы были самыми напряженными во время правления Петра. В течение их он находил передышку от пыток и казней мятежников в безудержном пировании, питии, гуляниях, умопомрачительных скачках со своими лихими компаньонами. По крайней мере, дважды во время этих развлечений он лично пинал и бил кулаком Лефорта. Признаки дикости, даже безрассудства, заметны в действиях Петра в течение этого периода. Смерть Лефорта в марте 1699 года должна была усилить его чувство, что он боролся, почти совсем без чьей-либо поддержки и одобрения, против мира, враждебного его мечтам и надеждам. На похоронах он «показал много символов печали: сильное горе было на его лице», там же «в изобилии роняя слезы», он отдал последний поцелуй.
Он потерял самого близкого друга своей жизни и был возмущен очередной демонстрацией враждебной атмосферы, которая окружала его, когда по возвращении присутствующих на похоронах к дому Лефорта бояре попытались уйти скорее, чем Петр находил соответствующим [25] . В феврале — марте 1699 года австрийский и прусский министры писали своим правительствам относительно общего чувства замешательства и напряженности в Москве; они чувствовали, что назревает реальная опасность, что царь и его непопулярные новшества могут быть уничтожены новым взрывом негодования [26] .
25
J.-G. Korb, Diary р. 274–279.
26
См. ссылки на цит.: указанные в: Е. Dukmeyer, Korbs Diarium Itineris in Moscoviam und Quellen die es erganzen (Berlin, 1909–1910), I, 52–55.
Петр не собирался уделять никакого внимания оппозиции, которую он ощущал вокруг себя. Он хотел объединить страну под своей властью, пусть даже безжалостными средствами, и затем использовать все средства, чтобы изменить Россию. Стрелецкие полки Москвы были распущены. Бывшие стрелки потеряли свои дома и земли и были отправлены в ссылку в провинции. Однако всюду, куда они отправлялись, они несли недовольство правлением Петра и семена мятежа. И восстание в Астрахани, и бунт украинских казаков в 1707–1708 годах в определенной степени возникли под их влиянием. Что касается Софьи, то даже пытки и самый пристрастный допрос, включая телесные наказания ряда служанок и доверенных лиц, и ее допрос Петром лично, не сумели доказать, что она подстрекала стрельцов к восстанию. Если бы оно увенчалось успехом, мятежники, наряду с разрушением иностранного пригорода Москвы, убийством многих бояр и роспуском новых полков Петра, могли бы призвать ее к власти как регента. Поэтому ей самой и одной из ее сестер было суждено стать монахинями, чтобы любая угроза, которую она могла представлять своему сводному брату, была таким образом значительно уменьшена. Напротив ее окна в Новодевичьем женском монастыре были повешены три стрельца, один из них держал в своих безжизненных руках бумагу, представляющую собой ходатайство о возмещении их обид, которое недовольные полки пытались представить царю перед восстанием.
Наказание стрельцов сопровождалось другими, менее кровопролитными, но не менее существенными признаками отказа Петра идти на компромисс с консервативными силами в России. Его унылая и традиционно мыслящая жена, от которой он в течение долгого времени хотел избавиться, была сослана в женский монастырь в Суздаль, где ей тоже было суждено стать монахиней. Ходили даже слухи, что молодой царь собирается жениться на Анне Моне, несмотря на ее скромное и иностранное происхождение. Царевич Алексей, только восьми лет отроду, был передан любимой сестре Петра Наталье, единственному члену его семьи, с кем у царя были добрые родственные отношения.
Возвращение Петра в Москву в сентябре 1698 года принесло, кроме наказания стрельцов, первые планомерные попытки заставить, по крайней мере высшие классы в России, соответствовать модам и внешним нормам Западной Европы. Бритье бород и введение иностранного платья вместо безразмерных шуб и длинных рукавов традиционного боярского костюма само по себе не было делом большой важности. И результат в значительной степени был достигнут, по крайней мере на короткое время, для придворных и должностных лиц (хотя после 1705 года была установлена ежегодная плата за ношение бород, величина налога была разной для различных классов, но для всех ощутимо тяжелой). Но главное, они показали, как и множество других дел, неукротимую настойчивость и готовность Петра проводить реформы, отбрасывать груз традиций и косной практики, которые так тяжело придавливали российскую жизнь. Кроме того, в декабре 1699 года он издал указ, который предписывал, что все последующие годы должны начинаться с 1 января, а не 1 сентября, как было до сих пор в России, и летосчисление должно быть, как в Западной Европе, от рождества Христова, а не от сотворения мира. Другими словами, следующий год должен был быть 1700, а не 7208. Почти одновременно с этим была проведена первая серьезная административная реформа, которую ему до настоящего времени не удавалось провести, — учреждение Ратуши [27] .
27
См. ниже. С. 118.
В течение 1698 и 1699 годов внутренние дела заметно продвигались и ускорялся процесс
28
Сборник Императорского Русского Исторического Общества (С.-Петербург, 1867–1916). Т. LXI. С. 35. Его протест от 8 августа 1699 к Вильяму III против условий Карловицкого договора может быть найден в Государственном Архиве. С. II. 104/120.
Но кое-что из сделанного можно было бы назвать лучшим из худшего. В сентябре 1699 года Е. И. Украинцев, высокое должностное лицо в Посольском приказе и один из наиболее опытных российских дипломатов, прибыл в Константинополь, чтобы заключить мирный договор. У него на руках было несколько хороших карт в утомительной торговле по выработанным условиям. Оттоманская империя была истощена долгой и бедственной войной. Кроме того, Украинцев прибыл в турецкую столицу на борту фрегата с сорока шестью орудиями, ясный и недвусмысленный признак нового статуса России как военно-морской державы. Значение этого беспрецедентного случая не осталось не понятым турками. Российское судно вызвало большой интерес и немалое беспокойство и было тщательно осмотрено султаном лично. Может быть, поэтому соглашение, подписанное в Константинополе в конце июня 1700 года, было в значительной степени благоприятным для России. Крепости, завоеванные Шереметьевым в устье Днепра в 1695 году, должны были бьггь разрушены, территория, на которой они стояли, возвращена Турции; но Азов и прилегающие к нему территории должны были сохраниться за Россией. Украинцев также добился важных успехов еще в двух важных пунктах: впредь Россия не будет платить дани крымским татарам и будет иметь посланника в Константинополе с теми же правами и привилегиями, как и представители других христианских держав.
Однако, почти двумя годами ранее, Петр уже начал думать о расширении страны на северо-восток к Балтийскому морю за счет Швеции, как замену неосуществленному движению на юг, которое было затруднено международной ситуацией. В августе 1698 года, во время своего спешного возвращения из Вены в Москву, он потратил четыре дня на переговорах в Раве, маленькой деревне в Галиции, с Августом, новым королем, которому он помог занять польский трон. Много времени было потрачено на попойки; оба правителя, оба молодые и потворствующие своим желаниям, сразу поняли друг друга. Во время встречи велись, конечно, переговоры о сотрудничестве против Швеции. Действительно, в обмен на обещание поддержать короля в случае необходимости против его печально известных своей непокорностью дворян, русский царь просил помощи Августа, если Петр попробует отомстить за оскорбление, которое было нанесено ему в Риге почти восемнадцать месяцев назад. Само по себе, это не имело большого значения. Но это был первый шаг, свидетельствующий о том, что мнение царя теперь начинало склоняться к войне со Швецией. Для такой войны имелись намного более существенные причины, чем просто личное оскорбление. Шведская империя, обладающая Карелией, Ингрией и Ливонией, отказала России в прямом доступе к Балтийскому морю; и два прежних царя, Иван IV с 1558 по 1583 и Алексей с 1655 по 1661, вели долгую, дорогостоящую и в конечном счете неудачную борьбу против Швеции, чтобы завоевать балтийскую береговую линию. Для Петра отсутствие выхода к морю не просто затрудняло осуществление территориального и экономического роста России, отсутствие выхода к морю помогало изолировать Россию от Европы: а это сдерживало каждый аспект ее развития. Шведы, жаловался он, «не только грабили в нашей собственной необходимой гавани, но чтобы лишить нас желания видеть, поместили тяжелый занавес перед нашими духовными глазами и отключили наши связи с целым миром» [29] .
29
W. Mediger, Moskaus Weg nach Europa (Braunschweig, 1952), p. 7.
Перспективы успеха казались хорошими. Шведские замечательные военные достижения и территориальные завоевания в семнадцатом столетии сделали ее непопулярной в различной степени у всех ее соседей. Польша и
Бранденбург-Пруссия имели причины негодовать на ее рост, и Дания, в частности, была весьма враждебно к ней настроена. Поэтому Россия могла надеяться воевать не в одиночестве, а как член мощной антишведской коалиции. Кроме того, рост королевского абсолютизма в Швеции в течение 1680-х годов вызвал массу негодования среди знати; в частности, попытки шведской короны в 1680-х годах вытребовать назад у ливонской знати состояния, прежде отданные им как гарантии за ссуды (доход от рассматриваемой земли мог требоваться для возмещения ссуды с процентом), вызвали ожесточенную оппозицию. Способный и энергичный землевладелец, Иоганн Райнхольд фон Паткуль в конце 1690-х годов в течение ряда лет вел борьбу за создание антишведского союза, чтобы мстить за несправедливость, поскольку политика «сокращения» якобы причинила ущерб его классу. Наконец, новый король Швеции Карл XII при восхождении на трон в апреле 1697 года был всего лишь мальчиком четырнадцати лет.