Петр Великий, Андерсон Мэтью Смит

Петр Великий

на обложку

Андерсон Мэтью Смит

Шрифт:

Русско-шведская борьба с самого начала имела значение большее, чем просто балтийское или польское. Это была хотя в течение многих лет относительно самостоятельная и отдельная часть, сложной ткани международной дипломатии, которая теперь все более и более связывала вместе каждую часть Европы. Английские и голландские правительства надеялись иметь возможность нанимать солдат из Швеции и немецких государств для использования их в Западной Европе против Людовика XIV в борьбе за испанский престол. Но поскольку в это время война в Польше и Прибалтике продолжалась, то невозможно было получить такую помощь ни от Швеции, ни от Саксонии. Результатом было то, что уже в октябре 1700 года Вильям III предложил английское посредничество в русско-шведской борьбе, предложение, которое Петр принял в мае 1701 года [35] . Но из этого ничего не вышло; и хотя предложение было возобновлено в конце 1702 года (вдохновленное надеждой, что подписанный мир освободит 12 000 шведов и 8 000 саксонцев, чтобы они могли быть приняты на английскую службу), эта новая инициатива оказалась также бесплодной. С тех пор, как он получил выход к Балтийскому морю, Петр никогда не собирался отдавать его. Карл, со своей стороны, полагал, что даже ограниченная российская балтийская береговая линия и власть, которую она даст царю, чтобы создать мощную военно-морскую силу на этом море, была бы очень опасна для Швеции. Именно поэтому, несмотря на многочисленные попытки российского правительства, по крайней мере до конца 1705 года, и неопределенные предложения британских посредников, не было ни одного случая хотя бы малого практического результата.

William III to Peter I, 2 November, 1700; Peter I to William III, 23 May 1701, Public Record Office, S. P. 104/20.

Французы также надеялись, извлечь выгоду из русско-шведского мира. Это могло бы, по мнению Людовика XIV и его министров, допустить передислокацию российской армии через Польшу в Трансильванию, где венгерское национальное чувство и негодование правлением Габсбургов было настолько сильным, что в 1705 году вызвало серьезное восстание. Это могло бы даже (предположение, абсолютно лишенное даже намека на реальность) позволить уговорить Петра дать Франции ссуду, чтобы помочь Людовику в его увеличивающихся финансовых трудностях [36] . Разумеется, и эти надежды оказались несбыточными. К тому же французы не желали делать что-нибудь для ослабления Швеции, традиционного их союзника; и вскоре стало ясно, что Петру союз с Францией нужен меньше, чем предполагалось ранее.

Инструкция Балюзу (посланнику в России), 28 сентября 1702 года// Сборник Императорского Русского Исторического Общества (С.-Петербург, 1867–1916). Т. XXXIV С. 408–414.

Таким образом, первые годы Великой Северной войны не произвели никаких значительных корректив в отношениях России с державами Западной Европы. Однако положение медленно изменялось. Российские посольства в столицы западных государств переставали быть временными и случайными, как было издавна. Постоянные российские дипломатические представители начинали появляться при дворах великих держав; из них А. А. Матвеев, который был назначен посланником в Голландскую Республику в 1700 году, и князь П. А. Голицын, ставший послом в Вене в следующем году, были первыми примерами. Имелись также признаки, хотя изолированные и неполные, медленно возрастающего понимания в Европе, что на восточных окраинах континента появляется существенная новая сила. В 1701 году, например, император Леопольд подробно рассматривал, хотя, вероятно, не очень серьезно, брак одного из своих сыновей с российской принцессой. В июле того года он просил послать портрет любимой сестры Петра, Натальи, и одной из его племянниц в Вену в связи с этим; и они на самом деле прибыли в австрийскую столицу годом позже, хотя идея такого брака уже сошла на нет [37] .

Н. Н. Бантыш-Каменский. Обзор внешних сношений России (до 1800 года) (Москва, 1894–1902). Т. I. С. 40–41.

Несмотря на территориальные завоевания и некоторое увеличение внимания к России со стороны держав Западной Европы, эти годы были наиболее трудны в царствовании Петра. В Польше Карл XII, хотя и страдая от сопротивления, получил власть в государстве над Августом. В конце августа 1706 года он вторгся в Саксонию и месяцем позже, в соответствии с соглашением в Альтраннггадте, вынудил своего противника отказаться от польского трона и признать Станислава Лещинского королем. Петр предпринял усилия, чтобы найти нового правителя для Польши, который желал бы продолжать борьбу: среди других подходили два выдающихся военачальника Западной Европы, принц Евгений Савойский и герцог Мальборо. Но это было не более чем отчаянное хватание за соломинку. Карл все увереннее рассматривал Польшу как шведского сателлита: соглашение, которое он подписал с Лещинским в Варшаве в ноябре 1705 года, уже показало это. Путь для крупномасштабного шведского вторжения в Россию теперь открывался. Стремясь к этой конечной цели, Карл большую часть следующего года потратил на укрепление и реорганизацию своей армии. Для России и ее правителя наступило время весьма обременительной воинской повинности, принудительного труда и острой нехватки денег. Это были также годы, когда планам Петра все больше угрожали недовольство его подданных и опасность внутреннего восстания. Трудная колониальная война с Башкирией, воинственным нерусским народом в Уральской области, началась в 1705 году и тянулась до 1711 года; в Астрахани возник большой военный мятеж в 1706 году, и восстание донских казаков вспыхнуло в следующем году. Будущее казалось таким мрачным, что в мае 1706 года британский посланник в Москве сообщал, что министры Петра пробовали «отвлечь его судостроением и хождением под парусом от меланхолических мыслей о крушении его страны» [38] .

Whitworth (minister to Russia) to Harley (Secretary of State), 19 May 1706, S. P. 91/4.

Оказавшись перед большей, чем когда-либо реальностью угрозы шведского вторжения, царь и его министры удваивали свои усилия, чтобы укрепить оборону России. Было сделано все возможное, чтобы поколебать позицию Швеции в Польше. Попытки усилить там антишведские настроения и стимулировать выбор соперника Лещинского были удвоены. Велись длительные переговоры в 1707–1708 годах между Петром и венгерским национальным лидером Ференцем Ракоци, которого царь надеялся поставить новым правителем Польши. Соглашение, в соответствии с которым Ракоци принимал этот нестабильный трон, было фактически подписано в Варшаве в сентябре 1707 года, хотя и не имело никакого практического результата [39] . Враждебность шведам большинства литовского дворянства (в основном как отголосок их ненависти к постоянно подавляющей их власти семейства Сапега) поощрялась насколько возможно. Выплата российских денег польским магнатам для сбора сил, необходимых для использования против Карла XII, началась в 1702 году, а теперь была резко увеличена. Выплаты такого рода в 1707–1708 годах достигли размеров, равных суммам, затраченным на эти цели за предыдущие пять лет. Весной 1709 года эти расходы были подкреплены первым крупномасштабным российским военным вмешательством в Польше, с отправкой армии в 13 000 человек под командованием фельдмаршала Гольца, самого знаменитого иностранного полководца, все еще находившегося на русской службе [40] . Русский вельможа, князь Б. И. Куракин, был послан весной 1707 года со специальной миссией убедить папу римского Клемента XI не признавать Лещинского в качестве короля Польши и таким образом несколько облегчить задачу возведения на трон претендента, поддерживаемого русскими [41] . Фактически продвижение Карла XII из Саксонии в Польшу в сентябре того же года решающим образом повлияло на проведение выборов другого короля, сделав их невозможными; ничто, даже после очевидного и решающего поражения шведов, не могло бы реально поколебать их власть над несчастной республикой хотя бы на короткое время.

Я. А. Штернберг. Русско-венгерские отношения периода полтавской победы // Полтавская Победа (Москва, 1959). С. 72–80.

Ю. А. Геровский. Польша и победа под Полтавой // Полтавская победа. С. 41.

J. Staszewski, «Die Mission des Fiirsten Boris Kurakin in Rom im Jahre 1707», in W. Steinits and others (eds), Ost und West in der Geschichte des Denkens und der kulturellen Beziehungen (Berlin, 1966), p. 200–214; P. Pierling, La Russie et le Saint-Siege, IV (Paris, 1907), 205–219.

Польша тогда была не более чем передовым рубежом российской оборонительной системы и, несмотря на силу российского положения в восточной части республики, оставалась довольно слабой. Оставалось неясным, были ли у Петра какие-либо основания надеяться на помощь Западной Европы; возобновленные в 1707–1708 годах усилия заручиться посредничеством Англии, Франции, Австрии или даже Пруссии как средством безопасности от шведского нападения не принесли никаких результатов. Россия должна была искать спасение самостоятельно, должна была положиться на свою силу, упорство и решимость правителя. Рост армии и производства оружия приобрел после 1705–1706 годов как будто даже более важное значение, чем прежде. В 1707–1708 годах, когда все российские силы были вывезены из шведских прибалтийских провинций после поражения 1702 года (только С.-Петербург был сохранен), Петр показал свою безжалостность и намерение, разрушив всю уже истощенную Ингрию, сделать ее как можно менее ценной для новой оккупации шведами. Немецкое население Дерпта было насильственно выслано большими обозами в Вологду, в глубь России, и в начале мая 1708 г. город был сожжен. Более дальновидным по-прежнему был план создания огромного оборонительного пояса из российских территорий, превышающего сто миль в ширину, проходящего вдоль всей границы от Пскова далеко на юг до Черкасска на Днепре, прорваться через который для захватчиков было бы невозможно. Крестьянам на этой территории приказали под страхом смерти уничтожать запасы зерна и фуража и приготовить убежища, в которых они могли бы скрываться при появлении шведской армии. Наконец, серьезность положения была подчеркнута приказами относительно укрепления самой Москвы. В 1707–1708 годах Кремль и Китай-город, центральные части города, были окружены земляными валами, построенными силами 50 000 подневольных рабочих.

К более поздним месяцам 1701 года Карл XII собрал в Польше армию из почти 44 000 человек для нападения на Россию. Имелось также отдельное войско в 11 000—12 000 человек в прибалтийских провинциях под командованием графа Левенгаупта, которую Карл намеревался присоединить к главной армии, и приблизительно 14 000 человек в Финляндии, которых можно было бы использовать для диверсионного нападения на С.-Петербург [42] . Хорошо обученные и дисциплинированные, наследники великой военной репутации и с традициями побед на поле битвы, они были огромной силой. Их самоуверенность укреплялась тем фактом, что они чрезвычайно (и воистину фатально) недооценивали военную мощь армии, которую Петр создал после Нарвы. Кроме того, Карл хорошо знал, что против Петра можно будет создать коалицию из различных врагов, которые, по крайней мере на бумаге, будут очень опасны. В начале 1708 года турецкий эмиссар Мехмет Ага посетил шведский штаб; и хотя это, подобно многим переговорам тех смутных лет, не привело ни к какому практическому результату, союз Швеции и Турции с их государством-вассалом в Крыму поставил бы Петра перед лицом беспрецедентной угрозы. Также имелись контакты между шведами и Иваном Мазепой, честолюбивым и не заслуживающим доверия старым казацким гетманом на Украине, чьи возможности как союзника, вдохновленного надеждой на создание независимого Украинского государства, казались значительными. Восстание донских казаков под руководством Кондратия Булавина также усилило возможность использования внутреннего недовольства как оружия против Петра. Хотя восстание продолжалось меньше года (с октября 1707 по июль 1708 года), оно нанесло несколько поражений силам паря и повлекло за собой серьезное, хотя и неудачное, нападение на Азов. Если бы оно было более успешным, оно смогло бы широко открыть путь к союзу, хотя, без сомнения, очень шаткому и нестабильному, со всеми врагами Петра.

Hatton, Charles XII, p. 233.

Несмотря на все это, шведы, при продвижении через Польшу и Белоруссию с сентября 1707 года, стояли перед лицом увеличивающихся трудностей. К началу 1708 года они достигли Днепра у Могилева, после победы над русскими у Головчино. Но нехватка продовольствия (результат проводимой теперь русскими тактики выжженной земли), болезни, плохие дороги, ставшие еще хуже дождливым летом, и не в последнюю очередь враждебность населения замедлили скорость их продвижения через Белоруссию в среднем до четырех или пяти километров в день [43] . Кроме того, российская армия оказывала намного более жесткое сопротивление, чем ожидалось. К сентябрю 1708 года английский наблюдатель в шведской армии сделал вывод, что солдаты Петра «равняются, если не превышают саксонцев, и в дисциплине, и в доблести» [44] . Ситуация с продовольствием стала настолько трудной к этому времени, что в середине того же месяца было принято кардинальное решение отказаться от идеи наступления на Москву через Смоленск (по маршруту, который будет избран столетием позже Наполеоном) и повернуть на юг к Украине, где, казалось, легче будет достать продовольствие. Двумя неделями позже армия Левенгаупта после пересечения Днепра была разбита в жестоком бою у Лесной — первый раз российская армия победила шведов в настоящем крупном сражении в открытом поле, чем значительно укрепила моральный дух русских. Хотя Левенгаупт сумел присоединить к армии Карла приблизительно 7 000 человек, но большой обоз с запасами, который он вез с собой с Балтийского побережья, был полностью утрачен.

З. Ю. Копысский и В. И. Мелешко. Помощь белорусского народа русской армии в годы Северной войны // Полтавская Победа. С. 219–220. Авторы утверждают, что шведские требования означали, что в Могилеве цена на хлеб и другие продукты питания повысились в 10–15 раз (С. 224).

Hatton, Charles XII, p. 266.

На какое-то время казалось, что результат этих задержек мог бы быть преодолен, когда в начале ноября Мазепа наконец сбросил с себя маску и открыто присоединился к шведам. Он долго колебался, пытаясь быть своим в обоих лагерях и позднее даже симулировал смертельную болезнь, уклоняясь от требований Петра выступить против шведов. В конце концов он, кажется, начал действия, под угрозой, что Меншиков, теперь командующий российской армией на границах Украины, выступит на Батурин, столицу Мазепы, и заставит его сыграть свою роль в борьбе с Карлом XII. Поводы гетмана никогда не станут известны с уверенностью [45] . Но сразу же стало ясно, что хитрый старик, впервые за долгую и пеструю карьеру, поставил не на ту лошадь. Из 5 000 казаков, с которыми он покинул Батурин, только 2 000 были все еще с ним, когда он присоединился к шведскому королю. Неделей позже Меншиков, выказывая большую энергию и значительный навык в критической ситуации, взял Батурин штурмом. Ярость, которую предательство «Иуды Мазепы» вызвало у Петра, нашла отражение в дикости расправы Меншикова над столицей гетмана — полностью сожженный город, личная охрана Мазепы и многие из гражданских жителей были убиты, командующий гарнизона — колесован. Но моральный результат был значителен; и он был укреплен рядом мер, направленных на ограничение последующих действий Мазепы. Военные налоги и поборы, незадолго до этого введенные на Украине старым гетманом для своей личной прибыли, были аннулированы. Давались гарантии, что царь будет соблюдать существующие права и привилегии казаков. Был быстро избран новый и лояльный гетман, Скоропадский. В течение нескольких дней стало ясно, что Мазепа мог пользоваться очень небольшой эффективной поддержкой своих бывших украинских подданных. В конце года, не заслуживающий прежнего доверия, он пробовал было сменить стороны еще раз и даже предлагал принести русским голову Карла XII, если представится возможность.

Он мог надеяться стать с шведской помощью правителем своеобразного независимого Украинского государства, особенно в связи с тем, что аннексия Украины Россией едва пока еще чувствовалась, чтобы быть постоянной. Он мог также бояться, что если он не поддержит Карла, то последний отдаст Украину Станиславу Лещинскому, который желал вернуть большую ее часть Польше (это было тем аргументом, которым он пробовал убеждать своих подданных последовать за ним в шведский лагерь). Он, вероятно, также верил, особенно после шведской победы у Головчино, что Карл обязательно нанесет поражение Петру. Аргумент некоторых советских историков, что он желал усилить с помощью шведских генералов и польской знати подчинение и эксплуатацию украинского крестьянства (например, в: В. Е. Шутой. Измена Мазепы II Исторические записки. Т. 31 (1950). С. 154–190), являются неубедительными. Позиция землевладельцев и церкви на Украине в течение многих лет становилась более сильной, в то время как положение обычных казаков и крестьян ухудшилось; и Мазепа особенно внес вклад в этот процесс (см., например, Голобуцкий В. А. Запорожское казачество (Киев, 1957). С. 325). Но его мотивы в 1708 году были, конечно, более личными и больше оборонительными, чем те, которые приписывались ему в соответствии с теориями такого рода.

Однако имелись все еще и другие карты, которые можно было бы использовать против Петра. Крымские татары, даже турки, могли выступить против него. Прежде всего другая группа казаков, запорожцы, из низовьев Днепра, сосредоточенные в своей речной цитадели Сечь, могли бы быть подняты на восстание против российского правления. Их гетман, Гордиенко, требовал в начале 1709 года, чтобы российские форты на его территории были разрушены и оттуда выслали всех русских и украинских помещиков. Неизбежный отказ вел к серьезному восстанию; и Гордиенко, хотя его имя не очень часто встречается в работах историков, показал себя фактически более опасным противником для царя, чем Мазепа. В апреле Карл клялся не заключать никакого мира с Петром, пока не будет получена независимость Украины с запорожцами: теперь он занимался не просто восстановлением своих собственных утерянных территорий, но отчасти и расчленением России. Все же восстание запорожцев также было разбито. В Сечи имелась оппозиция Гордиенко, которая привела к его замене конкурирующим лидером Сорочинским. В мае 1709 года русскими был нанесен решающий удар, когда Меншиков послал два полка, чтобы захватить и уничтожить Сечь. Она была разрушена даже еще более безжалостно, чем Батурин. Еще раз энергия и решимость подтвердили власть Петра в южной российской степи, такой живой и такой неуправляемой.