Певчая

Гринфилд Эми Батлер

Наверное, сарай был домом Аристотеля.

Вот так. С волосами я сделала все, что могла. А одежда…

Я посмотрела на юбки и вздохнула. Как ни отряхивай, а прямее они не станут.

Я сделала все, что могла, поправила косу и пошла искать Ната.

† † †

Он говорил искать наверху, и я пошла по узкой лестнице, касаясь стен для равновесия, пока не попала на чердак, где мы говорили прошлой ночью. Вспомнив, почему я покинула эту комнату, я ощущала беспокойство, открывая дверь, но все прошло, когда я увидела солнечный свет на стенах.

Место было ярким и безопасным, а еще красивым, ведь было так высоко, словно принадлежало не Лондону, а небу.

Я закрыла за собой дверь и посмотрела в ближайшее окно. В щели между крышами я увидела широкую реку, берега были забиты домами, а по воде плыли судна. Я нашла в памяти воспоминание о другом виде на реку, виде с чердака, где мы давно жили. Я ничего не помнила больше о городе, но сейчас, пока стояла у окна, я ощущала рядом маму.

– Отсюда видно Темзу, - сказал Нат, - если знаешь, куда смотреть.

От его слов хрупкое воспоминание разбилось. Я развернулась и посмотрела на него. Он сидел за неровным столом в дальнем конце комнаты, почти скрытый грудой любопытных предметов. Самый крупный был лодкой круглой формы, покрытой кожей, длиной в четыре фута, набитой глобусами, потрепанные кузнечные мехи, длинный кусок красного, как мак, шелка. Рядом была груда костей, несколько больших ваз, полных перьев и травы, и шкафчик, полный флаконов дымчатого цвета со странными бирками на них.

Оставшееся место занимали полки, книги, ракушки, гирьки, весы, рисунки и котелки. И, конечно, тут были часы – не меньше двух десятков на вид, золотые и бежевые, они выглядывали отовсюду в комнате.

Я подошла к Нату и указала на дымчатые флаконы.

– Что там?

– Всякие ингредиенты, - сказал Нат. – Штучки. Доктор Пенебригг собирает диковинки.

– Что он с ними делает?

– Мы используем их для наших экспериментов.

– Для каких? – спросила я, удивленно глядя на флаконы.

– О, нас интересует почти все: природа притяжения, свойства света, движение планет, музыка неба, циркуляция крови.

Я смотрела на него, удивленная энтузиазмом в его голосе. В этот раз он звучал не отталкивающе.

– Действительно, все.

– Точно. Новые мысли витают в воздухе, новые открытия делаются каждый день. Интересно быть частью этого, - энтузиазм угас, и он добавил. – Насколько это позволяет наша борьба со Скаргрейвом, - он взял ручку и склонился над столом.

Я коснулась свертка алой ткани в лодке.

– Это шелк? С ним вы тоже делаете эксперименты?

В этот раз он не отрывался от работы.

– Ты всегда задаешь так много вопросов?

– Ты бы на моем месте молчал?

К моему удивлению, Нат задумался над вопросом.

– Думаю, нет, - он отложил ручку, пытаясь проявить больше терпения, чем прошлой ночью. – Ладно, спрашивай.

– Для чего вам шелк? – спросила я.

– Мы растворяли немного в кислоте, когда изучали цвет. Но чаще он служит фоном для гравюр.

– Гравюр?

– Мы торгуем

гравюрами. Ими и часами, если точнее. Но часовщики нынче не в почете, так что об этом мы не кричим.

– Это из-за Опустошения?

– Да, - Нат покрутил ручку. – После того, как тенегримы нашли виновников, часовщикам приказали закрыть магазины, боясь, что там будут мятежники. Всех, кого подозревали в связи с тем часовщиком, уводили на допрос. Этого мы избежали, ведь не имели с ними дел. Но даже если связи нет, нужно просить у Скаргрейва разрешения открыть заново дело. Доктор Пенебригг решил просто закрыть магазин и переехал сюда.

– Но он оставил часы, - сказала я, слушая их тиканье.

– Да. И он научил меня работать с ними. Но на хлеб нынче мы зарабатываем, в основном, гравюрами, - он что-то записал. – А теперь мне нужно работать.

Он работал над гравюрой? Я шагнула вперед и посмотрела на наклоненный стол с другого конца. Он писал на обычном листке бумаги, лежащем рядом с книгой. Было видно край обложки книги, и она была цвета темного мха.

– Книга из библиотеки? – догадалась я.

Ручка Ната замерла.

– А ты ничего не упускаешь, да?

– Что там? – я посмотрела на перевернутый текст. – Такое я читать не умею.

– Это на латыни.

– Зачем ты ее украл? – спросила я.

– Пока что слишком сложно объяснить, - Нат оторвал взгляд от работы и указал на дальний конец комнаты. – Я говорил, что на том столе еда? Я свою долю съел, как и доктор Пенебригг, так что ешь, сколько душе угодно.

Он пытался меня так отвлечь, я понимала. Но я проголодалась, так что решила пока что оставить расспросы. На столе среди стамесок, гвоздей, кусков металла я нашла корзинку с булочками и кусок сыра. Еда была хорошей, и когда я закончила с ней, я была готова снова слушать ответы Ната.

По пути к его столу я остановилась у сложного прибора, сделанного из медных трубок и стеклышек.

– Что это?

Нат бегло взглянул.

– Микроскоп.

Слово ничего мне не объяснило. Я склонилась ближе.

Теперь уже он посмотрел на меня.

– Осторожно! – предупредил он. – Его долго пришлось собирать.

– Ты его сделал? – я посмотрела на трубки с новым интересом. – Для чего он?

– Чтобы смотреть на мелкие вещи. Если все настроить, муха выглядит огромной, как овца.

Я была поражена.

– Но это невозможно.

– Так же невозможно, как твоя магия, - фыркнул Нат. – Но для этого требуются труд и терпение, а не пара спетых нот.

Он посмотрел на меня с презрением, и я отпрянула от силы его взгляда. Моя решимость спрашивать его рассеялась.

– Тебе не нравится магия? – сказала я. Нет смысла уходить от темы.

– Не нравится.

– Даже хорошая магия?

Нат пожал плечами.

– Скаргрейв скажет тебе, что тенегримы – хорошая магия. Так для него и есть. В этом вся магия. Она позволяет нескольким людям нагонять страх на всех нас.