Певчая
Шрифт:
А когда ты получишь гримуар? Что он скажет?
Я прогнала мысль, но с ней ушла и улыбка.
† † †
Мы устроили Пенебригга удобнее, и Нат потянул дверь. Я чуть не упала в обморок, когда она открылась. Влетят ли вороны?
Но влетел только запах пепла, от которого я чуть не задохнулась.
– Плоды лунного шиповника, - сказал Нат. – Много их, судя по запаху. Их еще скармливают воронам. Может, у них больше проблем с яйцами, чем мы думали.
Обрадовавшись этому, мы пошли по узкому коридору. Через десять шагов
– Заперто, - Нат попытался вскрыть замок. – Не получается.
– Что такое? – я опустилась у двери. Возле замочной скважины я потрясенно обнаружила слабый запах магии, почти скрытый зловонием ямы. Я пыталась вспомнить, что крестная рассказывала мне о таких запахах.
– Здесь магия, - сказала я. – Чары, защищающие воронов.
– Скаргрейв, - сказал Нат.
– Но ты сказал, что он не умеет использовать магию.
– Сам – нет. Но раньше он казнил волшебников и пытался вытянуть из них секреты. Порой он убеждал их сотворить пару заклятий перед смертью.
Я не хотела думать об этих смертях. Я сосредоточилась на замке.
– Леди Илейн учила меня песне, что взломает замок. Меня услышат?
– Стоит рискнуть, - сказал Нат.
Мы были далеко от Надзирателей, но Нат все же закрыл дверь за нами. В удушающем воздухе я пыталась правильно спеть отпирающую песню.
Когда замок щелкнул, я потянула за ручку. Она поддалась со скрипом, но дверь не сдвинулась.
– Похоже, заклинило.
Я дернула ручку, Нат толкнул дверь.
Она вдруг распахнулась, и мы растянулись на пороге. А потом дверь закрылась со зловещим стуком.
Я лежала на каменном полу и ощущала запахи места: не только пепел, но и сгустившийся дым. А потом я услышала во тьме звук, от которого замерло сердце. Шелест крыльев.
– Люси? Ты в порядке?
Что-то было не так. Я чувствовала, что воздух с каждым мигом становился все теплее.
– Свет, - мой голос дрожал. – Мне нужно видеть, - но когда я попыталась призвать огонь, голос дрожал так сильно, что петь я не смогла.
– Почему не работает? – спросил Нат. – В чем дело?
– Может, тенегримы проснулись…
– Нет. Поверь, мы бы это поняли.
Щелчки во тьме терзали вспышками мое сознание… и вдруг я поняла правду.
– Новые вороны, - выдохнула я. – Они вылупились, и они пытаются есть меня. Я их чувствую. Их голоса… ты их не слышишь?
Нат прислушался.
– Нет.
– Может, я схожу с ума.
– Нет, - быстро казал он. – Не говори так.
Голоса становились сильнее. Теперь я различала слова. Мы маленькие. Нам нужно расти. Мы должны есть ночью и днем…
– Люси?
Я поежилась, становилось все жарче.
– Олдвилль был прав, - выдохнула я. – Для птенцов правила отличаются. И… думаю, их больше, чем мы представляли.
Их голоса становились жадными, разгорались, как огонь:
– Люси, что бы они ни говорили, помни: они не могут тебя достать, - уверенно и спокойно говорил Нат. – Ни взрослые, ни птенцы. Сэр Барнаби говорил, что решетки удерживают их. Иначе птицы полетели бы, едва мы открыли дверь.
Я понимала, что он пытался заглушить жаркий шепот. Но те голоса звучали все яростнее.
– Ты в безопасности, - продолжил ровно Нат. – Они тебя не тронут. И мы пойдем мимо них в следующую комнату к гримуару. А потом ты покончишь с ними навеки.
Покончить с тенегримами. На миг я стала смелой и уверенной. Но потом вспомнила, что моя песня присваивала, а не уничтожала. Еще вдох, и жар со страхом вернулись, и они были такими сильными, что я не могла двигаться. Не могла дышать.
– Люси! Люси, слушай меня!
Я не слышала остальное. До меня доносился лишь хор голосов. Они забирали волю двигаться, наполняли меня ужасом.
Наши родители поглотили твою мать. А мы съедим тебя.
Что-то тянуло меня за руку, за шею. Я хотела кричать, но затерялась в хватке воронов и не могла издать ни звука.
Да, мы тебя съедим…
– Люси, это я.
Я едва слышала этот далекий голос. Нат взял меня за руку. Меня пронзил шок от того, как наши пальцы соприкоснулись. Мое сердце бешено билось, я пыталась дышать.
– Я нашел дверь, но там такой же замок, как до этого, - сказал он. – Не поддается. Тебе нужно открыть его песней.
Я понимала не все слова. Страх терзал меня.
Ты наша.
Уверенными пальцами он вложил в мою ладонь семя. Другой моей рукой он обхватил цепочку и поднял рубин над моей головой.
Нет! Ноги подкосились, мир превратился в кипящее море звука. Ненасытная песня птенцов окружала меня, она стала громче, чем раньше.
А потом я услышала песнь лунного шиповника из семечка на моей ладони, от пола вокруг меня. Холодная, сладкая и чистая песня сплетала щит вокруг меня, Нат держал меня за руку. Я запела, и вороны потеряли свою власть надо мной. Я упала в разум Ната без усилий, как в тот день на чердаке Пенебригга.
Но этот раз был другим. Нат сам впустил меня.
Его глазами я видела море: большие сине-зеленые волны набегали на золотой берег, их гул звучал как дыхание земли.
Я видела верную Норри перед собой, а за ней друзей, которым поверила в Лондоне: Пенебригга и самого Ната.
А потом я чудом увидела себя глазами Ната: я спорила с ним у свечи, стояла на глазах у Невидимого колледжа, осваивала песню за песней. И каждая картинка шла со смесью эмоций: отчаяние, смятение, восхищение, уважение, нежность, желание. И все их сплетала в одно вера в меня, что казалась настоящим чудом.