Пейзаж с Булли
Шрифт:
— Ты все же решила идти спать?
Он был в одной рубашке с пеньковой трубкой в руке. У Сесиль он вызывал раздражение.
— Почему ты не погасила свет?
Неужели он не понимает, что ей было просто страшно? Морис показал ей их комнату в глубине коридора и отправился закрыть двери. Когда он вернулся, Сесиль у окна любовалась ночным пейзажем.
— Нравится? — спросил он. — Согласись, сюда стоило съездить. Завтра мы все осмотрим.
— Что это там? — спросила Сесиль.
Морис подошел.
— Нет, это не пруд… — раздумывал он. — Тут протекает маленькая
Напевая, он разделся.
— Можешь погасить свет? — прошептала Сесиль.
Морис тотчас уснул. Перед тем как лечь, Сесиль заперла дверь на ключ и прислушалась. Замок жил своей жизнью — раздавались скрипы, вздохи, шелест. Она легла рядом с мужем, но была настороже. Какое счастье, что есть собака! В случае чего, она залает. У Сесиль был союзник. Против кого или чего? Абсурд какой- то! Она закрыла глаза и тотчас открыла снова. В комнате слышался запах увядших цветов. Она попробовала угадать, что это за цветы, затем отказалась от этой затеи… Сесиль проснулась, словно от толчка. Нет, ей не приснилось. Где-то работал мотор машины.
— Морис!
— Что такое?
— Ты не спишь?
Шум мотора приближался.
— Не бойся, — сказал Морис.
Он зажег свет и посмотрел на часы.
— Половина третьего… Наверное, Жюльен зачем-то вернулся.
— Не может быть!
— От него можно ожидать всего, чего угодно. Пойду посмотрю!
— Морис! Не оставляй меня одну.
Она вскочила и первая открыла дверь. Они подбежали к окну, выходившему из коридора во двор. Рядом с домиком Агиресов маневрировала машина.
— А может это не он? — прошептала Сесиль.
— Собака бы залаяла.
Машина объехала особняк, фары погасли.
— Имеет же он право возвращаться к себе, когда ему заблагорассудится, — заметил Морис. — Может он передумал. Утром выяснится. Здесь замерзнуть можно… Вернемся?
Они зашли в комнату, но Сесиль не могла уснуть. Если бы дядя Жюльен что-то забыл, он вошел бы в замок. А все было тихо. Если бы он уехал, то снова раздался бы шум мотора. Может быть, он решил переночевать в особняке? Чтобы их не беспокоить…
Наконец рассвело. Морис поднялся невыспавшийся и голодный. Он потратил целый час на приготовление завтрака. Сесиль к еде не притронулась.
— Позови дядю, — сказала она. — Познакомь нас.
Морис рассердился.
— Послушай, малышка, Жюльен уже много лет живет один. Он привык, чтобы в его дела не вмешивались и не задавали лишних вопросов. Можешь ты это понять? Никаких вопросов!.. Так что не начинай.
Они молча поели. Морис закурил трубку. Сесиль приготовила еду собаке. Разговор возобновил Морис.
— Держу пари, что он уехал. Поменял машину. Ему всегда нравились маленькие, спортивные. Теперь он далеко.
— Но мы бы услышали…
— Ладно. Но если он тут и захочет нас увидеть, то сам найдет. Я еду в поселок купить табаку и газету.
— И хлеба, — бросила Сесиль. — Побольше. В доме есть все кроме хлеба.
Пока Морис заводил малолитражку,
— Сюда, Булли!
Она подняла руку на высоту плеча. Пес легко перемахнул через нее и радостно залаял.
— Да ты настоящее чудовище, — сказала Сесиль. — Сиди здесь и молчи. А то разбудишь хозяина.
На кухне пес быстро съел похлебку. Но всякий раз, когда Сесиль отходила от него, переставал жевать. Ей пришлось стоять рядом. Затем он побрел за ней в комнату и разлегся на полу, пока она убиралась.
— Значит ты влюбился? — спросила Сесиль, поглаживая собаку.
Она спустилась во двор и издали посмотрела на особняк. Домик был двухэтажный, с наглухо закрытыми ставнями. К нему примыкало длинное низкое строение. Сесиль миновала заросли бересклета и оказалась с другой стороны дома. Машина дядюшки стояла под навесом. Хотя Сесиль была к этому подготовлена, но все равно замерла на месте. Ей захотелось постучать, позвать. Может, дяде Жюльену стало плохо? Ведь Морис сказал, что тот неважно выглядел. Особняк казался заброшенным. Сесиль медленно подошла к машине. На водительском месте лежала старая нейлоновая шляпа, какие носят охотники. Сесиль на цыпочках отошла и снова взглянула на молчаливый фасад дома. Она улыбнулась, заметив, что пес, опустив голову, наблюдает за ней.
— Ну и дура же я! Вечно что-то придумываю!
Миновав старые конюшни, стены которых избороздили потоки воды, она оказалась возле пристройки с трухлявой дверью. Подняла щеколду, вошла… Перед ней оказалась древняя карета с позеленевшим от времени кожаным верхом. Вероятно, именно в ней жена таможенного чиновника выезжала по воскресеньям в Льеж к мессе. Корпус повис на сломанных рессорах. Но медные красивой формы фонари были целы. Позади нее заскулил пес. Опустив голову, взъерошенный, он кружил в двадцати метрах, словно натолкнувшись на невидимый барьер.
— Что с тобой? — спросила Сесиль. — Иди ко мне!
Пес скуля отступил назад. Сесиль заглянула внутрь кареты. Там ничего не было. Пес яростно и злобно залаял. Сесиль поспешно вышла из сарая. Если дядя тут, что он подумает? Пес продолжал метаться около невидимой преграды, которую не смел пересечь, с прижатым хвостом и разинутой пастью он был воплощением страха. Сесиль оглянулась.
— Булли! Что с тобой? Ты же видишь, никого нет!
Но ее голос дрожал. Она снова поглядела на ставни домика.
Едва они отошли, как пес сразу успокоился. Это было так странно, что молодая женщина решила проверить. Она сделала вид, что снова направляется к пристройке. Пес попытался ее остановить, он замер и весь напрягся. Затем поднял голову и испустил такой душераздирающий вой, что Сесиль испуганно бросилась прочь.
— Идем… Идем, умница моя!
Что же могло его так напугать? Карета? Глупости! Ведь ею не пользовались столько лет. В сарае тоже давно никого не было. Сесиль направилась к замку. Пес спокойно бежал впереди.