Пиф-паф
Шрифт:
Кто ты такой, Хаггерти?
Опустив взгляд, я осматриваю его щетину, пока она не исчезает под подбородком. У него точеная линия подбородка. Он определенно грубоват, но неотесанно красив.
— Миранда. — Он медленно произносит мое имя.
Наши взгляды встречаются.
— Ты попала в адскую переделку.
Так и есть. Я поджимаю нижнюю губу, обнажая верхние зубы. Почему у меня такое чувство, будто я вернулась в старшую школу и получаю выговор от директора? Может быть, потому,
Хаггерти сидит прямо. Он протягивает руку в моем направлении, пока его пальцы не обхватывают мою правую ладонь.
— Кольцо. — Взгляд Хаггерти останавливается на кольце с сапфирами и бриллиантами, которое мой отец подарил мне на восемнадцатилетие. — Сними его и надень на безымянный палец левой руки. — Он замолкает, не сводя глаз с моего кольца. — Да, пока этого достаточно. Пока я не выясню, кто в нас стрелял и что мне с тобой делать.
Я качаю головой.
— Тебе нужно обручальное кольцо, а у меня в кармане его точно нет.
Обручальное кольцо? Что?
— Зачем?
— Потому что до тех пор, пока я не смогу вытащить тебя отсюда, ты моя невеста. Мои ребята, на которых я работаю, ни за что не поверят, что ты моя девушка; они могли видеть нас в магазине свадебных тортов. Не сомневаюсь, что кто-нибудь видел. — Он вздергивает подбородок и, кажется, погружается в свои мысли, пока не говорит: — Только так тот, кто стрелял в нас, мог узнать, что Бретт пошел на дело один.
— Нет, нет, нет. Я лишь хотела поесть торт и успеть на автобус. Мне нужно вернуться домой.
— Тебе нужно надеть это кольцо на безымянный палец левой руки. — Хаггерти переводит взгляд на меня.
— Не понимаю. Кто ты? Какое дело? Почему я здесь?
— Я детектив, Миранда. Я работаю в Федеральной полиции Австралии и веду очень опасное дело под прикрытием. Не уверен, что сегодня произошло, но не могу позволить, чтобы мое прикрытие раскрылось после месяца тяжелой и жестокой работы… Дерьмо! Надеюсь, это не помешало моему расследованию.
— Ты из полиции?
Он кивает.
— Ну, тогда зови своих приятелей-копов и вытащи меня отсюда к чертовой матери.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что прямо сейчас я не уверен, кому можно позвонить.
Бум, бум, бум.
Я подскакиваю. Хаггерти вскакивает со стула и бежит по коридору. Когда он исчезает, я наклоняюсь в сторону двери, в которую кто-то колотит.
Бум, бум, бум.
Я напряжена, как доска, и жду, что дерево вот-вот расколется от такой силы. Ужас разрывает мне грудь, а затем перехватывает дыхание.
— Раздевайся, — шепчет Хаггерти.
Откуда он взялся? Я поворачиваю
— Раздевайся. Сейчас же! — на этот раз шепот Хаггерти звучит более напряженно и требовательно. Его прищуренные глаза говорят мне, что он чертовски серьезен.
Я качаю головой, но это ничего не дает, потому что он стаскивает меня с дивана и ставит на ноги, юбка опускается до лодыжек. Длинная рука Хаггерти обхватывает меня за талию, и он прижимается ко мне всем телом.
— Отстань от меня, — кричу я, извиваясь в его объятиях.
— Прекрати, — резко говорит он, зажимая мне рот рукой. — Заткнись. Это вопрос жизни и смерти. Просто делай, что тебе говорят, и будешь жить.
Я дрожу, прижимаясь к нему.
— Знаю, ты напугана, но люди, которые стучат в дверь, — это те, на кого я работаю. Они торговцы секс-услугами, и если они не будут думать, что ты со мной, то подумают, что я заполучил тебя для них, и заберут тебя с собой. Тебя продадут.
Я содрогаюсь.
— Поверь мне, они разозлятся из-за недавней перестрелки. Мы, Бретт и я, не должны были оставлять друг друга. Таковы были наши инструкции. Я оставил его одного. Кто-то стрелял в нас. Теперь ты моя приманка; тебе нужно делать все, что я скажу, и быстро.
Я киваю.
— Я уберу руку с твоего рта. Не кричи, или мне придется сделать так, чтобы казалось, что ты кричишь, потому что я трахаю тебя слишком сильно.
Я сглатываю.
Хаггерти убирает руку с моего рта. Он срывает с меня футболку через голову и бросает ее на пол. Ему требуется всего две секунды, чтобы расстегнуть мой лифчик и сбросить трусики на пол.
Я голая, стою перед мужчиной, с которым просто хотела покушать бесплатный торт, борясь с таким страхом, о существовании которого раньше и не подозревала.
Что же я наделала?
— Надень кольцо на левую руку, как я и говорил.
Я отчаянно дрожу, когда сжимаю кольцо, изо всех сил пытаясь стянуть его с костяшек пальца. Освободив, я надеваю его, как было сказано.
Хаггерти прижимает меня к своей большой медвежьей груди. С таким же успехом он мог бы быть сделан из чугуна, настолько сильным, крепким и подтянутым было его тело.
— Я сниму трусы, а потом сяду. Я хочу, чтобы ты залезла ко мне на колени, — говорит он, нежно касаясь моей щеки.
И тут его хватка спадает, как и вся остальная одежда. Он сидит на стуле.
Он голый. Я голая.
Какого хрена?
Губы дрожат. На глаза наворачиваются слезы.
— Не плачь. Ты не можешь плакать.
Хочу. Мне хочется упасть на землю и разрыдаться. Вместо этого я делаю, как он сказал.
Хаггерти проводит большим пальцем у меня под глазом, ловя падающую слезинку: