Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
Ему бы, Грише, смотреть в рот этому профессору, тихо делать научно-исследовательскую работу по теме, предложенной шефом, не разбрасываться, и он давно уже был бы кандидатом наук и доцентом, а может, и докторскую бы защитил. Ведь в лаборатории изучением снежных лавин этой, казалось бы, «мужской» профессией занимались в основном женщины. И по сравнению с ними активный, разбирающийся не только в географии, но и в математике Гриша мог иметь определенное преимущество. Профессор предложил ему возглавить строительство, а потом стать и директором самой современной, оснащенной по последнему слову науки и техники, экспериментальной станции по изучению снежных лавин в одном из красивейших ущелий Кавказа. «Экспериментальная станция должна быть построена как комплекс изысканных, красивых современных зданий для работы и отдыха сотрудников и проходящих практику на этой базе студентов. Она не должна уступать и по внешнему виду лучшим проектам аналогичных станций Швейцарии и других горных стран. Беритесь, Гриша, вы построите себе памятник, диссертация придет сама собой».
Гриша построил эту станцию. И была она действительно красивой. А потом вдруг выяснилось, что построено все это с нарушением многих пунктов финансовой дисциплины, разных инструкций и правил. Гришу обвинили в преступных злоупотреблениях, стало пахнуть судом. Все те его начальники, которые до того хвалили Гришу, постарались от него отречься: «Он один здесь был полновластный начальник, с него и спрос. А мы не в курсе…»
Пожалуй, лебединой песней Гриши, апофеозом его деятельности по созданию станции, было использование этой станции для проведения международного семинара по вопросам, связанным со льдом и снегом в горных странах. Почти неделю ведущие гляциологи мира жили на Гришиной станции, слушали лекции о ледниках Кавказа в прекрасном, на уровне мировых стандартов, холле, ходили на экскурсии смотреть на ледники, названия которых они хорошо знали по литературе, но не мечтали, что увидят их когда-нибудь.
Их знакомили с лабораториями, с гордостью станции — своей электронно-вычислительной машиной. Знаменитые ученые восторгались кавказскими шашлыками и винами, любовались силуэтом гор. Станцией действительно можно было гордиться. Имя Гриши — ее создателя и директора — стало, здесь самым популярным. Маститые ученые из США, Франции, Канады и других стран вели с ним длинные беседы о путях развития гляциологии на базе его детища. Гриша за неделю стал всемирно известной личностью в замкнутом обществе людей, занимающихся снегом и льдом в горах. Мне кажется, что Гриша тогда еще сам не предполагал, как понадобится ему через несколько лет эта известность…
Следствие по делу о злоупотреблениях в связи со строительством станции разворачивалось. Ходили разные слухи. Он перестал быть директором станции, которой отдал многие годы, и стал заштатным инженером. В довершение всего и семья его распалась. Он остался один. И тут он вдруг сломался. Сломался физически. Какие-то тяжелые, редкие болезни навалились на него, и большую часть времени он стал проводить в больницах.
В это-то время в его жизнь вошла женщина с красивым старинным русским именем Ольга. А может, не русское, шведско-норвежское как русский вариант имени Хелга, принесенный Рюриком? Ольга стала его другом, помощником, сиделкой.
Здоровье Гриши становилось хуже, и наступило время, когда стало ясно — надо делать тяжелейшую операцию, после которой он будет гарантированным инвалидом, но останется жить. Если же не делать операции, он должен наверняка умереть.
Долго-долго — целую ночь — они с Ольгой решали: соглашаться или не соглашаться на операцию. И решили — будь что будет, но не соглашаться. И вот тут, ночью, Ольга сказала ему: «Гриша, если ты выздоровеешь, давай уедем в Америку и начнем жизнь сначала. Ты ведь знаешь, я художник-дизайнер. Всю жизнь мечтаю изготовлять женские украшения из серебра и камней. Но здесь заниматься этим для меня невозможно. Вся эта отрасль промышленности слишком централизована и мест для свободных дизайнеров, таких, как я, нет».
Гриша пообещал, что, если он выздоровеет, они подадут бумаги на выезд. Ему казалось: в связи с тем, что его знают все гляциологи мира, они найдут работу где-нибудь в горах США, где он проявит себя как специалист по снежным лавинам.
Гриша выздоровел, и они с Ольгой и сыном ее Мишей уехали в Израиль, а потом куда-то в США. Всю эту историю я, как и каждый гляциолог Москвы, знал еще задолго до моих поездок в Штаты. Знал я и о причинах Гришиной болезни, и о том, что после его заболевания было выяснено, что никаких злоупотреблений вроде бы и не было. Так, мелочи.
О Дальнейшей судьбе Гриши я узнал, когда несколько лет назад приехал первый раз в Боулдер, по дороге в Москву после первого года работы на шельфовом леднике Росса. Ученые института альпийских и полярных исследований университета штата Колорадо, расположенного в этом городе, пригласили меня прочитать им лекцию о наших работах на этом леднике и вообще о советских гляциологических исследованиях в Антарктиде. И вот вечером, за день до лекции, организатор ее сказал мне несколько смущенно: «Игор, в нашем институте работает бывший сотрудник Московского университета, гляциолог и специалист по лавинам. Его зовут Гриша. Он сказал, что знает тебя, и просил меня узнать, можно ли ему прийти на твою лекцию и потом поговорить с тобой? Он просил меня предупредить тебя, потому что, по его мнению, не каждый из его бывших советских коллег захочет говорить с ним. Если ты не хочешь его видеть, он просто не придет и сделает так, что ты его в Боулдере не увидишь».
Кровь бросилась мне в голову от этих слов. Ну почему, почему советского человека перед отправкой за границу неоднократно предупреждают о том, что ему надо быть осторожным, остерегаться лишних и ненужных контактов, особенно с незнакомыми или подозрительными людьми, которые могут спровоцировать или еще хуже… И конечно, не встречаться с эмигрантами, этими отщепенцами. Иначе… «О, нет, законов никаких нет, — предупреждали меня. — Все на ваше усмотрение. Но мы советуем, чтобы не было потом неприятностей…»
Какой Гриша отщепенец, провокатор? Просто несчастный человек, который, наверное, еле держится на поверхности.
«Делай, что должно, и пусть будет, что будет…» — вспомнил я слова Короленко. Ах, как трудно следовать им.
«Конечно, пусть приходит, — сказал я тогда, — я буду очень рад, что наконец увижу его. Ведь у нас в Москве никто толком не знает, что он делает, как идут его дела. Будете говорить с ним — передайте привет».
Курт не скрыл своей радости, услышав такой ответ. Он рассказал мне, что когда Гриша с Ольгой и ее сыном выехали из СССР и жили еще в Италии, ожидая разрешения на въезд в США, он написал письма всем своим знакомым американским гляциологам. И они в конце концов нашли для Гриши место гляциолога, специализирующегося по сохранению и поддержанию в хорошем состоянии естественных и искусственных снежных склонов для горнолыжного спорта. В этой должности Гриша проработал больше года. Он начал очень энергично, сделал на заседании одного из отделов института хороший обзорный доклад о методах увеличения продолжительности горнолыжного сезона за счет искусственного поддержания и даже создания снежного покрова на склонах. Но хозяева этих склонов, подъемников для горнолыжников и горных отелей предложили Грише представить им конкретные расчеты о том, как создать искусственный снежный покров на склонах, где, по прогнозам метеорологов, он должен был образоваться с запозданием. Гриша сказал, что сможет сделать необходимые расчеты, если ему дадут срочно и для свободного пользования электронно-вычислительную машину и помощника-инженера. Но он забыл, что находится не в СССР, а в Америке и что время здесь — доллары. Ему тут же дали и ЭВМ, и помощника, но Гриша не смог сделать обещанных расчетов и конкретных рекомендаций в срок. А для отчета они никому не были нужны.
Его не уволили сразу. К счастью, довольно быстро выпало много снега, образовались склоны, ну а поддержать их в порядке и безопасности от лавин — это работа, которую Гриша умел делать. К весне снова возник вопрос об искусственном наслоении снега на склоны, чтобы продлить сезон. Он не смог этого сделать и ушел с работы. А к этому времени освободилась должность директора экспериментальной снежно-лавинной станции неподалеку отсюда, в Скалистых горах, и опять же его друзья гляциологи вспомнили, что он был директором почти такой же станции в горах Кавказа. И взяли его на эту работу.