Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
Но вскоре Джозеф, будучи начальником отдела наук о Земле этого института, решает переменить работу — слишком уж «теплым» было это местечко для привыкшего к снегам Флетчера.
Поэтому я не удивился, когда получил от него письмо, на котором в верхнем углу стоял — как это обычно делается на их письмах — другой обратный адрес. Джо писал, что он теперь живет и работает в чудесном маленьком, продуваемом ветрами прерий городе, расположенном там, где безбрежные плоские пространства вдруг начинают превращаться во все более высокие холмы и образуют совсем рядом с городом то чудо природа, которое называется Скалистые горы. Он купил чудесный дом на склоне холма, откуда с одной стороны видны крыши города внизу, а за ними в дымке — прерии до горизонта. А с другой стороны, с террасы дома, видны горы.
И вот я здесь, в Боулдере, и Джо Флетчер сидел на моей лекции и внимательно слушал.
Сейчас Джо руководит расположенной в Боулдере одной из частей большой, принадлежащей федеральному правительству организации под странным для нас названием «Национальная администрация по океанологии и атмосфере», сокращенно, как это любят американцы, НОАА. Организация эта принадлежит министерству торговли США, и поэтому конечной целью ее является обеспечение сельского хозяйства, мореплавания, космических полетов всяческого рода прогнозами и рекомендациями, связанными с поведением морей и океанов, а также атмосферы планеты, то есть погодой и более обобщенной ее характеристикой — климатом.
Поэтому вещи, которыми занимается НОАА, похожи на то, чем занимается наш советский Госкомгидромет — Государственный комитет по контролю и охране окружающей среды. Похожи, но не совсем, В отличие от нашего Госкомгидромета, НОАА почти не занимается обычными, рутинными, стандартными наблюдениями. Это делают другие организации. НОАА занимается только разработкой и внедрением новых приборов и методов исследований и широкими научными обобщениями. Поэтому основные структурные звенья НОАА — это лаборатории. Вот и в Боулдере есть две лаборатории НОАА, одной из которых руководит Флетчер. Вообще, слово «лаборатория» в Америке часто обозначает в нашем понимании — институт. Так было и с КРРЕЛ, и здесь в Боулдере. Лаборатория Флетчера представляет из себя огромное многоэтажное здание, насыщенное компьютерами и совершенными приборами, с которыми работают люди, умеющие извлекать пользу из того и другого. Кроме того, у лаборатории есть свои корабли, тяжелые самолеты, она имеет прямой выход на собственные спутники НОАА, постоянно посылающие на Землю информацию об облачном покрове, зарождении и передвижении тайфунов, смерчей, о ледовитости морей и изменении в снежном покрове Земли, даже о росте и развитии посевов на всей территории планеты, что позволяет заблаговременно предсказывать виды на урожай в своей и других странах вне связи с той информацией, которая официально дается и может иногда ввести в заблуждение.
Я просидел в своем отдельном кабинете меньше часа, «сосредотачиваясь» перед лекцией, как вдруг туда вошел Флетчер — крепкий, энергичный, загорелый, только чуть пополневший и, поздравив с благополучным прибытием, увел меня к себе, в свой кабинет, где почти до самого начала моей лекции рассказывал о новых моделях глобальных изменений климата Земли, которые ему удалось придумать, анализируя материалы, которые приходят в лабораторию отовсюду. Но главную роль в моделях Флетчера играли, конечно, льды, снежный и ледовый покров планеты, потому что сердце Джо навсегда осталось, по-моему, там, в Арктике, где он провел, мне кажется, лучшие годы своей жизни. Да и познакомились мы с ним на почве изучения полярных стран, и сюда, в Боулдер, я приехал в значительной степени благодаря ему: оказалось, что официальное приглашение для приезда и организацию моего семинара сделал Курт от имени своего института, но деньги на поездку выделила… лаборатория Флетчера.
Как я и ожидал, на лекцию пришел и Гриша. Внешний облик его с тех пор, как я его видел в прошлое посещение Боулдера, переменился. Теперь на нем был хороший костюм, модные ботинки, рубашка с галстуком. Но все равно он выделялся среди других ученых, теперь уж, видимо, своей консервативностью.
Заметив, как я недоуменно оглядываю его костюм, он сказал:
— Приходится одеваться. Теперь я занимаюсь бизнесом. А там обращают внимание на одежду, и по ней судят о фирме. Поэтому в некоторых фирмах необходимо приходить на работу только в дорогих костюмах. Иначе тебя уволят…
После лекции Джо умчался по своим делам, а Курт и Гриша пригласили меня на ланч в недавно открытое кафе недалеко от института. И мы пошли туда пешком по тенистой улице, чтобы отдохнуть от нервного напряжения после лекции и ее обсуждения.
Середина большого одноэтажного зала кафе была занята кухней, вокруг которой, опоясывая весь периметр помещения, был устроен деревянный стол. С внешней стороны стояли стулья, а внутри ходили хорошенькие девочки-официантки. Когда я платил деньги в кассу, бросился в глаза висевший на стене всунутый в рамку под стекло обыкновенный доллар, приклеенный к листу бумаги. Сверху, на оставшемся свободном крае листа, было написано: «сертификат», а на нижнем крае — объяснение: «Камера торговли» Боулдера разрешает считать открытым для публики кафе такое-то и по такому случаю дарит ему этот доллар, как первый «из чистой прибыли», которую, надеется «Камера», будет получать это кафе.
Город Боулдер разительно отличается от Буффало. Кругом огромные открытые пространства, и, где бы ты ни был, видны горы. Воздух сухой, свежий. И народ мне кажется другим по сравнению с Буффало: богаче, интеллигентнее. Сказал об этом Курту, он согласился со мной и рассказал, что здесь сейчас новый растущий центр промышленности и науки. Оказывается, несмотря на конкуренцию, конкурирующие фирмы обычно строятся рядом друг с другом.
Например, в одном месте сразу несколько мастерских по ремонту машин или бензоколонок или парикмахерских. То же самое и в большом бизнесе. Авиационные или электронные предприятия строят, как правило, рядом со старыми. Доказано, что предприятия работают лучше, сильнее конкурируют, переманивают друг у друга работников: но в конечном счете они помогают друг другу выжить. Гриша, которого зовут здесь «русский тайкун» [2] за недюжинную энергию и предприимчивость, говорит, что выжить сейчас нелегко. Многие мелкие предприятия закрываются.
2
Тайкун — по-японски: энергичный и, как правило, беспринципный человек, поглощенный стремлением разбогатеть.
— Ну а ты что сейчас делаешь? Расскажи подробно, дорогой тайкун, — спрашиваю я Гришу.
Он рассказывает, что тогда, через несколько дней после моего отъезда, его действительно уволили и попросили освободить квартиру. И они освободили, хотя и было очень тяжело. Гриша уже решил уйти из науки. «В Америке надо заниматься бизнесом», — решил он и каким-то образом устроился в какую-то частную фирму, пообещав хозяину, что он все умеет. Скоро его опять уволили. Он нашел другое место. Тот же результат. Но сейчас он опять работает, занимает должность со странным названием «анализатор рынка» в небольшой компании с не менее странным названием «Чистый круг». Эта компания разработала и начала выпускать оборудование, которое позволяет дому, где живет семья из шести-семи человек, обходиться совсем без поступления воды извне. Вся та вода, которая идет на мойку, в туалеты, в мокрые отбросы, снова очищается и идет в дело, включая питьевую воду. Стоит все это оборудование пока очень дорого — 20 тысяч долларов. И вот сейчас эта фирма выяснила, что на продукцию нет покупателей. Фирма считала, что такие устройства для замкнутых циклов водоочистки будут покупать жители пустынь и засушливых мест, включая богатую Саудовскую Аравию. Но оказалось, что там, где живут люди, вода нужна не только в доме, но и для орошения хотя бы маленьких огородов и садов. А раз уж эта вода откуда-то подведена — зачем покупать дорогостоящую систему? Гриша работает в этой фирме уже давно. Правда, месяцев восемь назад его уволили. Но он оказался упорным малым, попросил разрешения ходить на работу без зарплаты. Ему разрешили, и полгода он «вкалывал» бесплатно, но зато сейчас снова работает на этой должности «анализатора рынка». Правда, никто не знает, надолго ли это. Дело в том, что три дня назад вдруг все заговорили о том, что «Чистый круг» обанкротился; Гриша, которому, перед тем как уволить, несколько месяцев платили зарплату акциями этой компании, бросился продавать эти акции, но опоздал на один день и продал их очень дешево.
— Понимаешь, я потерял на этом несколько тысяч. Эх, если бы мне сказали об этом на день раньше. Но здесь, в бизнесе, умеют держать язык за зубами. Поэтому президент фирмы в последние дни только победно улыбался. А как потом выяснилось, он в это время срочно продавал весь свой пакет акций. Но ближайшие дни покажут: если мы удержимся, то сможем держаться долго, если нет — я буду опять безработным. Правда, особенным безработным, уволенным с высокой должности.
Еще утром я бы не понял, что он этим хочет сказать. Но вечером «комендер Блейдс», то есть Дасти и его жена Сесиль, пригласили меня поужинать в маленьком загородном ресторане в горах. Сесиль сказала, что семь лет назад она здесь год с лишним работала официанткой. Потом ее уволили: что-то она сделала не так. После этого она долго была безработной и получала пособие по безработице — 190 долларов в месяц.
— Для того чтобы его получать, — рассказывала Сесиль, — надо было регулярно отмечаться на бирже труда, где тебе ищут работу. Но ты имеешь право отказаться от любой работы, которая ниже по квалификации или должности той, которую ты раньше занимал. Мне часто предлагали должность посудомойки, но я отказывалась, — смеясь, говорила Сесиль. — А официанткой никто не хотел брать, слишком стара, а мне и хорошо: получала свои сто девяносто, ничего не делая, а если бы работала — получала бы четыреста. Из-за такой небольшой разницы нет смысла работать.