Пилигрим
Шрифт:
— Вы сегодня очень воинственно настроены, мистер Пилигрим.
— У меня есть веская причина. Скоро я вас покину.
— Не думаю.
— Посмотрим.
— Давайте вернемся к витражам. Чем вы докажете, что были в Шартре и участвовали в создании собора?
Юнг приготовил блокнот.
— Я выгравировал свои инициалы на стекле. Голубом. Сейчас оно известно под названием Notre Dame de la Веllе Verriere.
— Богородица на прекрасном стекле.
— Святая Дева. С младенцем Христом на коленях.
— Да,
— Да, конечно! — передразнил Пилигрим, имитируя акцент Юнга. — Да. Конечно, герр доктор Остолоп! Кто же еще? Уверен, что вы молитесь ей каждый день. Или у вас другой святой покровитель?
— У меня нет святых.
— Сдается мне, они вас просто бросили. Со временем боги покидают нас всех. Они уходят — и небеса остаются пустыми.
Юнг сел на подоконник.
— Какие у вас были инициалы в то время, мистер Пилигрим?
Он приготовился писать.
— С. Мл. Симон Младший. Мне было двадцать два года. А мой отец был одним из лучших стеклодувов Франции. Волшебник красок. Никто — по сей день! — никто не знает как он добился такой голубизны в том стекле. Оно осталось непревзойденным.
Имена, безусловно, были истинными. Симон — и его тезка-сын.
«Он искусствовед, — подумал Юнг. — Естественно ему все это известно. Он посвятил свою жизнь исследованиям, и все, что он говорит, изучено им досконально. И придумано тоже во всех подробностях».
Потом ему в голову пришла еще одна мысль: «Похоже, он не знает, что я читал его дневники, несмотря на тот прокол с письмом Джоконды. Странно, что он ни разу не упомянул о ней. Хотел бы я знать…»
— Все эти жизни, мистер Пилигрим… — произнес он вслух. — Каким образом во время своей текущей жизни вы узнаете о прошлых?
— Воспоминания приходят точно так же, как пророчества. Во сне. Сны эти начинаются примерно с восемнадцати лет. И постепенно становятся воспоминаниями…
— Вы наверняка не помните все подробности своих жизней. Или это возможно?
— Нет, конечно. Вы тоже не помните всех подробностей вашей жизни. Но я помню, кем был, точно так же, как вы или любой другой человек помнит, каким он был в прошлом. Причем со временем воспоминания о прошлых жизнях начинают вытеснять из памяти детские годы жизни настоящей. Я очень мало помню о своем детстве. Я имею в виду детство Пилигрима.
Юнг решил сменить тему.
— Поиски бессмертия… Что подтолкнуло вас начать их?
Пилигрим уставился на Юнга в крайнем изумлении.
— Меня ничего не подталкивало. Вы вообще слушаете когда-нибудь или нет?! — Он встал и окинул комнату взглядом, словно что-то ища. — Неудивительно, что мы все тут сдвинутые… Наши врачи отказываются нас слушать!
Юнг ничего не ответил.
Пилигрим пошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Поднес его к губам, запрокинул голову, выпил залпом и швырнул стакан на пол.
Юнг не шелохнулся.
— Вы видели, как я выпил воду, — сказал Пилигрим. — Вы меня видели. Но стакан, в котором она была, разбит. Так? Правда, то есть мой рассказ, и есть вода. Она во мне. А разбитый стакан — ваша реакция на нее. Точно так же говорил Заратустра! С таким же успехом…
Пилигрим откинулся на спинку кресла и промокнул губы желтым носовым платком, скатав его затем в шарик.
Юнг помолчал немного, потом спросил:
— Скажите, а кем была леди Куотермэн?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Пилигрим не сразу нашелся, что ответить.
— Если вы дадите себе труд подумать, ее имя скажет вам все, — проговорил он наконец.
— Сибил?
— Сивилла, герр доктор Олух! «Сивилла» значит «оракул». Как в Дельфах. Аполлон избрал ее, и она говорила его голосом. Их называли то жрицами, то прорицательницами. В наше время их кличут медиумами.
— Все это я понимаю, — сказал Юнг. — Я просто хотел удостовериться, что выбор имени не был случайным.
— Отнюдь. Ни в коем случае. Имя ей дали боги. Те самые боги, которые призвали ее домой.
— Ясно.
Они оба ненормальные.
Некоторое время сидели молча: Юнг — на подоконнике, Пилигрим — в кресле, комкая в руке носовой платок.
— Сибил умерла, мистер Пилигрим. Как и все смертные. Она была просто человеком.
— Это вы так думаете.
— Да, я так думаю. — Юнг помедлил немного и спросил: — Она, как и вы, жила вечно?
Голос его был почти лишен интонаций. Так священник мог бы говорить с кающимся грешником — спокойно и без эмоций.
Пилигрим вцепился в плстеную ручку кресла.
— Не так долго.
— А ее смерть? Вы видите какой-то смысл в том, что она умерла?
Пилигрим подался вперед.
— Возможио, боги покидают нас, и смерть — их прощальный подарок.
Юнг моргнул и отвел глаза.
Этот человек мучился от неподдельной боли. Нестерпимой боли. Юнг поймал ссбя на мысли: «Ждать так долго…»
Он нахмурился, закрыл блокнот и встал.
— Вы уходите? — спросил Пилигрим.
— Да.
— Не могу сказать, что мне жаль.
Юнг подошел к двери, прихватив по дороге нотную папку и сунув в нее блокнот.
— Мистер Пилигрим! Я от всего сердца хочу вам помочь. Но в данный момент не могу.
Пилигрим ничего не ответил.
Взявшись за дверную ручку, Юнг обернулся и посмотрел на фигуру, озаренную солнцем.
— Ночью мне приснился сон. Вернее, кошмар. Мне снилось, что весь мир охвачен огнем и никто не может его погасить…