Пилот штрафной эскадрильи
Шрифт:
«Черт, наверное, карга эта – командир женской эскадрильи – настучала!» – решил Михаил и внутренне уже приготовился к неприятностям.
Постучав в дверь, он вошел, представился.
– Красноармеец Борисов по вашему приказанию прибыл.
– Садись.
Михаил уселся на стул.
– Сегодня какое число? – неожиданно спросил его особист.
– По-моему, двадцать второе, – недоуменно пожал плечами Михаил.
– Правильно. Сегодня истек срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, Борисов! Чего
– Неожиданно как-то…
– Заслужил. Я давно за тобой наблюдаю – с тех пор, как ты из госпиталя к нам в часть попал. Воюешь хорошо, смело, товарищей из беды выручаешь. После госпиталя месяц – даже больше – прошел. Освобождение тебе на месяц давали, и пора в свободный полк возвращаться, на истребитель. Там с тебя больше проку будет.
– Это в группу Федорова? Так она тоже штрафная.
– Нет, ты не понял. Сегодня вышел срок, на который тебя в госпитале освободили от летной работы по ранению. И сегодня же закончился срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, к которому тебя приговорил трибунал. Вот и поедешь в свой полк.
– Меня в Москве арестовали; я в запасной авиаполк и ехал – переучиваться на новую технику.
– Хм, неувязочка… Ты отдохни после ночи, а я созвонюсь, выясню, куда тебя направлять. «Кубари» на петлицы можешь, кстати, нацепить. Согласно положению после отбытия наказания военнослужащему возвращаются все права. Так что ты в звании восстанавливаешься, и награды, если они есть, тоже возвращаются. Свободен пока, Борисов!
– Есть!
Михаил вышел от особиста слегка ошарашенный. Вот он уже и не штрафник, а радости особой нет.
Он дошел до своей стоянки, развернул носовой платок, достал «кубари» и нацепил их на петлицы. Механик сразу это заметил.
– О! Товарищ младший лейтенант! Поздравляю! Ваш срок закончился?
– Так точно! Теперь я – вольный летчик.
Спать не хотелось, хотя ночь выдалась бессонная. В голове мелькнуло: «Меня сегодня отсюда переведут – в запасной авиаполк или в строевую часть. Надо сходить к Вере, попрощаться».
Он направился в женскую эскадрилью – благо уже знал, где землянка Лебедевой. И надо же было такому случиться – у самой землянки вновь наткнулся на зловредного комэска.
– Красноармеец, ко мне!
Но Михаил сделал вид, что не слышал.
Комэск догнала его, схватила за плечо:
– Ты допрыгался, штрафник. Я иду к особисту.
Но тут она увидела петлицы на гимнастерке Михаила.
– Я не штрафник и не красноармеец, товарищ капитан, – спокойно сказал Михаил, стряхнув с плеча руку комэска.
– Поздравляю, – процедила сквозь зубы комэск и, развернувшись, ушла. «Вот еще цербер», – подумал Михаил.
Он постучал в уже знакомую дверь.
– Это ты, Зоя? – послышался женский голос.
– Мне бы Лебедеву, – попросил Михаил.
За дверью
– Ой, наша комэск тебя увидеть может.
– Да черт с ней, мы только что виделись.
Взгляд Веры наткнулся на петлицы.
– Ой, тебя в звании восстановили?
– Да, с сегодняшнего дня я уже не штрафник. Вот попрощаться пришел. Особист вызывал, говорит – готовься к переводу в свой полк. А у меня нет полка. Было направление в ЗАП, так его трибунал забрал.
Вера сделала шаг, другой, потом порывисто обняла Михаила. Проходящая мимо летчица хмыкнула.
– Ты мне адрес полевой почты дай, я тебе писать буду, – попросил он Веру.
– Запомнишь? 43472.
– Запомню. – Михаил повторил цифры. Если бы не близкое расставание, он бы так и не понял, насколько близка стала ему Вера.
– Ты береги себя, на рожон не лезь – не штрафник теперь, – попросила она.
– Если бы не лез, мы бы не познакомились, – заметил Михаил.
– Да это я так, к слову – по-бабьи. Когда уезжаешь?
– К особисту еще идти надо – он скажет.
Неожиданно Вера поцеловала Михаила в губы.
– Понравился ты мне, есть в тебе стержень. Повезет той, которую замуж за себя возьмешь.
– А если тебя?
– Рада буду, но до конца войны далеко – дожить еще надо.
– Доживем. Только ты тоже береги себя. И запомни: война закончится девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, только о том никому не говори.
– Карты нагадали? – усмехнулась Вера.
– Они самые, – улыбнулся Михаил. – Пойду я. Долгие проводы – лишние слезы. – Он повернулся и, не оглядываясь, ушел.
Особист его уже ждал.
– Повезло тебе, парень, в ЗАП тебя направляют. И представь, в тот же самый, куда ты не доехал. Получи документы.
Особист выложил на стол личное удостоверение Михаила, вещевой и продовольственный аттестаты, предписание и командировочное удостоверение.
– Получи сухой паек на три дня и собирай вещи.
– Нет у меня вещей – только то, что на мне.
– Ну как знаешь. Через час связной самолет в Калинин летит, можешь добраться.
– Вот спасибо! – обрадовался Михаил. – Я могу быть свободен?
– Иди. И впредь веди себя благоразумней. Думаю, урок ты усвоил.
Михаил получил сухой паек и пошел к парням в казарму – попрощаться. Ему по-хорошему завидовали, желали удачи.
Михаил вышел к взлетно-посадочной полосе. Увидев стоящую там машину, несколько удивился: «Вроде самолет не нашего полка, бортовые номера другие».
Он подошел, заглянул – в кабине кто-то возился.
– Эй, летун, твой аэроплан?
Из кабины показалось веснушчатое лицо девчушки:
– Мой.