Пионерский характер
Шрифт:
Ольга Романченко
Еретик
Бабушка Пракса была Валькиной соседкой по квартире. Вернее, она давно уже стала одной из привычных принадлежностей квартиры, но всё равно Валька побаивался её. Очень уж сурово и подозрительно смотрела бабушка Пракса из-под своего надвинутого на лоб платка.
В
— Ты бы, милок, и ко мне зашёл. Я тут давно кой-что повыкинуть собираюсь. Вот и поможешь, кстати.
Так впервые в жизни — а прожил он в этой квартире ровно одиннадцать лет — Валька вошёл в комнату бабушки Праксы.
Удивительная это была комната! Валька жил в большом светлом доме. Его мама всегда чисто мыла окна и широко раздвигала занавески, чтобы открыть дорогу солнцу. А у бабушки Праксы в комнате с утра стоял вечер.
И это не только потому, что бабушке, наверно, трудно протирать стёкла. Стёкол Валька вовсе не увидел: они были затянуты марлей, наглухо загорожены цветочными горшками, стоявшими один на одном, а цветы в горшках отчего-то показались Вальке печальными-печальными.
Мебели у бабушки Праксы было так много, что её хватило бы на целую квартиру. Может, верно говорили во дворе ребята, что раньше, давным-давно, бабушка Пракса была хозяйкой большого дома. Но теперь из-за этой мебели комната её казалась поделённой на закоулочки. А на стенах и особенно в одном углу висело много почерневших старинных портретов, Валька догадался, что это — иконы, изображения бога и разных святых. Он такие видел в деревне.
Но что изумило Вальку, так это пузырьки! Мутные, запылённые, они теснились во множестве на обоих подоконниках. Наверно, по этим пузырькам можно было узнать про все бабушкины болезни за многие годы.
— Бабушка, — сказал Валька, — их все, что ли, повыкидывать?
Бабушка Пракса вздохнула, погремела пузырьками, для чего-то поглядела один из них на просвет и сказала:
— Ладно, я уж лучше сама как-нибудь… Вон там пакеты лежат на полке. Возьми… немножко.
Валька посмотрел на груду измятых бумажных пакетов, тоже, видно, скопившихся за долгое время, и спросил неуверенно:
— А сколько можно взять?
— Ну сколько тебе совесть позволит? С десяток, пожалуй, возьми.
Совесть позволила бы Вальке забрать все. Ведь это какая гора бумаги! Но он только вздохнул и честно отобрал десять самых больших и самых рваных пакетов. Потом Валька невольно обшарил взглядом комнату и заметил на кресле большую растрёпанную книгу. Он вытянул шею, чтобы разглядеть получше обложку, но бабушка Пракса вдруг рассердилась:
— Чего во все стороны вылупаешься? А книгу эту после почитать приходи. Она в самый раз для таких писана, для малолеток.
Бабушка бережно взяла книгу с кресла, протёрла фартуком и положила на стол.
Спустя месяц, в каникулы, Валька вспомнил об этом приглашении и снова постучался в комнату бабушки Праксы.
Нельзя сказать, что ему совсем нечего было читать, но свои книги он давно уже помнил наизусть, а со школьным библиотекарем — Ниной Васильевной — у него были сложные отношения. Нина Васильевна, замечая, с какой быстротой Валька возвращает книги, всякий раз устраивала ему настоящий экзамен и каждую новую книгу вручала со словами:
— Главное, читай вдумчиво, неторопливо, не будь верхоглядом.
Помня этот совет, Валька теперь нарочно держал два-три лишних дня прочитанную уже книгу. В один из таких мучительных дней он и постучался к бабушке Праксе.
— Красавчик мой! — умилилась бабушка Пракса. — За книжечкой пришёл, не забыл, душа голубиная. Садись, читай, узнавай истину.
Валька понял, что читать эту книгу можно лишь не выходя из комнаты, и послушно устроился в круглом, покрытом старой клетчатой шалью кресле, которое со стоном и покряхтыванием сразу осело под ним.
Книга была совсем старинной. Её порыжевшие странички обтрепались и давно рассыпались. На оторванной блестящей обложке босой человек, подняв руку, деловито шагал куда-то по облакам, похожим на клочья взбитого белка.
— В моё время святые книги от детей не прятали, — бормотала бабушка Пракса. — В моё время по им в гимназии учили…
Вальке недосуг было выяснять, что такое «своё» и «чужое» время и отчего живой человек может думать, будто он живёт не в своём времени. Валька торопливо и жадно разглядывал картинки, перелистывал потрёпанные страницы.
Книга читалась как любопытная и не совсем понятная сказка. Прошёл, может, час, а может, и больше, и что-то стало тревожить Вальку в этой сказке. Бабушка Пракса, осторожно звякая ложками, мыла в миске посуду.
— Бабушка, — растерянно сказал Валька, — а этот, как его… которого братья в рабство продали…
— Пресвятой Иосиф, — с умилением подсказала бабушка и осторожно утёрла губы уголочком платка, точно сладкого попробовала.
— Ну да, Иосиф, — повторил Валька. — Он же просто ябеда был. И вредина.
— Погоди, ты что это мелешь? — всполошилась бабушка. — Ты откуда такое взял?
— Да отсюда же, — сказал Валька. — Из книжки этой. Братья, значит, работали, скот пасли, отцу помогали. А он у отца любимчик был. За ябедничество. Они рваные ходили, а ему отец за ябедничество красивое платье купил. Он и давай хвалиться! Так кто хошь разозлится.
— Не рассуждай! — строго перебила бабушка. — Не умствуй! Тут всё на веру надо принимать.
— Так что же, — спросил Валька чуть не плача, — выходит, значит, он хороший был?