Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.)
Шрифт:
Это было совершенно неожиданным для Елизаветы, у которой давно минувшая опасность не вызывала пустых страхов. С минуту она стояла в нерешительности, но, сознавая, что нужно действовать, быстро приняла решение и твердо сказала:
— В таком случае, я должна идти одна. Я не могу довериться никому, кроме вас, иначе рискую выдать Кожаного Чулка. Подождите меня на опушке леса, чтобы никто не думал, что я гуляю одна. Мне бы не хотелось подать повод к неуместным разговорам, Луиза, если… если… Вы подождете меня, милочка?
— Хоть целый год, мисс Темпль, — отвечала взволнованная Луиза, — но я не могу, не могу идти на этот холм.
Мисс Темпль пошла дальше одна. Она поднялась по дороге твердыми
Продолжительная засуха придала зелени буроватый оттенок, и природа уже утратила веселый вид первых дней лета. Небо тоже как бы страдало от засухи, угнетавшей землю, так как солнце скрывалось за мглою, наполнявшей атмосферу и казавшейся тонким дымом без единой капли влаги. Лазурь неба проглядывала лишь кое-где сквозь эту дымку, а на горизонте клубились массы паров, как будто природа собирала там всю свою влагу. Атмосфера была раскаленной и сухой, и, поднимаясь на верхушку горы, Елизавета задыхалась. Но она спешила исполнить поручение, представляя себе разочарование и даже беспомощность охотника, если он не получит пороха.
На вершине горы, которую судья Темпль назвал горой Видения, была расчищена небольшая полянка, с которой открывался вид на деревню и долину. В этом месте Елизавета должна была встретиться с охотником, и сюда-то она шла со всей поспешностью, какую допускали трудный подъем и бесчисленные препятствия в виде камней и поваленных стволов. Но она с успехом преодолела все эти затруднения и была на полянке за несколько минут до назначенного срока. Отдохнув с минуту на стволе свалившегося дерева, мисс Темпль окинула взглядом поляну, отыскивая своего старого друга. Но его не было. Она встала и прошлась между деревьями, заглядывая всюду, где, как ей казалось, мог скрываться Натти. Поиски остались безрезультатными. Недоумевая, что ей предпринять, она решила наконец крикнуть:
— Натти! Кожаный Чулок!
Ей отвечало только лесное эхо, повторившее ее слова. Елизавета находилась на краю горы, когда услышала неподалеку слабый свист. Не сомневаясь, что это сигнал Кожаного Чулка, она направилась на свист и спустилась на небольшую террасу, усеянную редкими деревьями, росшими в расселинах скал, где накопился тонкий слой почвы. Она подошла к краю этой террасы, спускавшейся почти отвесным обрывом в долину, и взглянула вниз, как вдруг услышала в нескольких шагах от себя шорох сухих листьев. Елизавета оглянулась и вздрогнула, но тотчас овладела собой и смело приблизилась к тому, что так поразило ее.
На стволе упавшего дуба сидел Джон-могикан, повернув к ней свое бронзовое лицо и устремив на нее лихорадочно блестевшие глаза с таким диким выражением, которое могло испугать менее решительную девушку. Его одеяло спустилось с плеч и лежало складками, оставляя открытыми руки и верхнюю часть туловища. Медаль с изображением Вашингтона, которую он надевал только в важных, торжественных случаях, висела у него на груди.
Вся внешность старого вождя преобразилась. Длинные черные волосы были заплетены в косы, которые свешивались с обеих сторон головы, открывая высокий лоб и проницательные глаза. В ушах висели огромные серьги из серебряной проволоки, бус и игл дикобраза. Такая же серьга была продета в хрящ носа и свешивалась до подбородка. По его морщинистому лбу были проведены красные полосы, которые спускались извилистыми линиями по щекам и сходились на подбородке. Тело его было разрисовано той же краской. Это был наряд индейского воина, приготовившегося к какому-то исключительному событию.
— Джон! Как вы поживаете, Джон? — спросила Елизавета, подходя к нему. — Я давно уже не видела вас в деревне. Вы обещали мне корзинку, а я приготовила для вас рубашку.
Индеец пристально посмотрел на нее несколько мгновений, а затем, покачав головой, ответил низким гортанным голосом:
— Рука Джона не делает больше корзин, но ему не нужна и рубашка.
— Но если понадобится, то он знает, где ее найти, — отвечала мисс Темпль. — Старый Джон, я чувствую, что вы вправе требовать от нас всего, чего хотите.
— Дочь моя, — сказал индеец, — выслушайте меня. Шесть раз десять жарких лет прошло с тех пор, как Джон был молод, высок, как сосна, быстр, как пуля Соколиного Глаза, силен, как буйвол, ловок, как горная кошка. Он был воин, подобный Молодому Орлу. Когда его племя преследовало магуасов, глаз Чингачгука находил следы их мокасинов. Но ни один воин не приносил из битвы столько скальпов, как он. Если сквау требовали мяса для своих детей, он был первый на охоте. Его пуля всегда настигала оленя. Дочь моя, тогда Чингачгук не делал корзин.
— Эти времена миновали, старый воин, — возразила Елизавета.
— Взгляните на это озеро, дочь моя, на вигвамы вашего отца и окрестные земли. Джон был молод, когда его племя, собравшись на совет, отдало эти земли — от той горы, которая синеет вдали, до того места, где Сосквеганна скрывается среди деревьев, — все эти земли, и все, что растет на них, и все, что живет на них, оно подарило Пожирателю Огня, потому что любило его. Он был силен и помогал моему племени. С тех пор ни один делавар не убил оленя, не поймал птицы в этих лесах, потому что они принадлежали ему. Жил ли Джон в мире? Дочь моя, когда Джон был еще молод, он видел, как напали белые люди из Фронтенака на своих белых братьев в Альбани [32] и сражались с ними. Они забыли справедливость! Чингачгук видел, как англичане и американцы окрашивали свои томагавки кровью друг друга из-за этих самых земель. Жили ли они в мире? Он видел, как эти земли были отняты у Пожирателя Огня, и у его детей, и у ребенка его ребенка, и новый вождь стал владеть ими. Делал ли справедливо тот, кто поступал так? Жили ли они в мире?
32
Здесь говорится о колониальной войне англичан и французов. См. тома 3 и 4 собр. романов Ф. Купера. (Примеч. ред.).
— Таков обычай белых, Джон! Ведь и делавары сражаются и обменивают свои земли на порох, одеяла и другие товары.
Индеец поднял на нее свои черные глаза и взглянул так пытливо, что она слегка смутилась.
— Где же одеяла и другие товары, за которые куплено право Пожирателя Огня? — спросил он более резким тоном. — Разве они находятся в его вигваме? Разве ему сказали: брат, продай нам твою землю и возьми за нее это золото, это серебро, эти одеяла, эти ружья, или, если хочешь, этот ром? Нет, они отняли их у него, как отнимают скальп у врага. Они даже не оглянулись, чтобы посмотреть, жив ли он или умер. Справедливо ли поступают такие люди?
— Вы не знаете всех обстоятельств дела, — сказала Елизавета, опуская глаза при этом вопросе. — Откуда он родом и какие у него права?
— Как может дочь моя, прожив с ним так долго, предлагать этот вопрос? — возразил индеец недоверчиво. — Старость замораживает кровь, как зима речные воды, но молодость разогревает сердце, как внешние лучи. У Молодого Орла есть глаза. Разве у него нет языка?
Привлекательность Елизаветы, на которую намекал старый воин в своей речи, ничуть не уменьшилась от того, что щеки девушки вспыхнули и черные глаза ее заблестели. Но после минутной борьбы со смущением она рассмеялась, словно не желая принимать его слова всерьез, и отвечала шутливым тоном: