Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.)
Шрифт:
Гирам поднялся на ноги и, отойдя на безопасное расстояние от дворецкого, разразился бранью и угрозами. Буйство было слишком явным, чтобы игнорировать его, и шериф, помня о беспристрастии своего кузена при недавнем разборе дела Кожаного Чулка, пришел к плачевному заключению о необходимости арестовать дворецкого.
К этому времени срок, назначенный для Натти, истек, и Бенджамен, очутившись под стражей и узнав, что ему придется провести по крайней мере эту ночь в обществе Кожаного Чулка, не стал спорить против ареста, не потребовал освобождения на поруки, а только обратился к шерифу с следующей речью:
— Я ничего не имею, сквайр Джонсон, против того, чтобы провести ночь или две в одной каюте с мистером Бумпо, потому что он честный человек и как нельзя лучше владеет острогою и ружьем. Но я утверждаю, что противно разуму наказывать человека чем-нибудь, кроме двойной порции рома, за то, что он попортил фасад этому плотнику. Если есть кровопийца в вашем графстве, так это он! Да, я знаю его и они меня знают. Да и что за беда случилась, сквайр? Почему вы принимаете это дело так близко к сердцу? Самая обыкновенная баталия, бортом к борту! Только и было в ней особенного, что мы оба стояли на якорях, как в порту Прайя, когда Сюффрен напал на нас.
Ричард не удостоил ответом эту речь и, отведя обоих арестантов в тюрьму, запер ворота на ключ и отправился восвояси.
Остаток дня Бенджамен провел в дружеских беседах с приятелями, толпившимися у окна, причем было опрокинуто немало стаканчиков флипа и грога, но его товарищ расхаживал по тесной комнате взад и вперед быстрыми, нетерпеливыми шагами, понурив голову, поглощенный тяжелыми размышлениями.
Под вечер к окну подошел Эдвардс и довольно долго беседовал вполголоса со своим другом. По-видимому, он сообщил охотнику что-то утешительное, так как после его ухода Натти бросился на койку и вскоре заснул. Собеседники дворецкого мало-помалу разошлись. Билли Кэрби, остававшийся у окна дольше всех, ушел в восемь часов вечера в «Темпльтонскую кофейню», а Натти встал и завесил окно одеялом.
ГЛАВА XXXV
С наступлением вечера присяжные свидетели и другие члены суда начали расходиться, и к девяти часам деревня успокоилась и улицы опустели. В это время судья Темпль и его дочь вместе с мисс Грант медленно шли по аллее, в тени молодых тополей.
— Конечно, никто не сумеет утешить его лучше тебя, дитя мое, — говорил судья. — Но не старайся оправдывать его поступка; надо чтить святость законов.
— Но, сэр, — нетерпеливо ответила Елизавета, — я решительно не могу признать совершенными законы, присуждающие человека, подобного Кожаному Чулку, к такому суровому наказанию за поступок, который даже я считаю вполне простительным.
— Ты говоришь о том, чего не понимаешь, — возразил отец. — Общество не может существовать без известных стеснений, обуздывающих самоуправство. Эти стеснения не могут налагаться, если лица, обязанные их осуществлять, не пользуются безопасностью и почтением, и было бы очень некрасиво, если бы судья избавил от наказания осужденного за то, что он спас жизнь его дочери.
— Я понимаю… Я понимаю затруднительность вашего положения, дорогой папа! — воскликнула дочь. — Но, обсуждая поступок бедного Натти, я не могу отделить служения закону от человека.
— Ты рассуждаешь по-женски, дитя мое! Он наказан не за оскорбление Гирама Дулитля, а за угрозу жизни констэблю, находившемуся при исполнении служебных…
— За то или за другое, это решительно все равно, — перебила мисс Темпль. — Я знаю, что Натти невиновен, и, зная это, не могу считать правыми тех, кто его притесняет.
— В том числе и его судью! Твоего отца, Елизавета?
— Не предлагайте мне таких вопросов, отец, давайте ваше поручение и объясните, что я должна делать.
Судья помолчал с минуту, ласково улыбаясь дочери, потом с нежностью положил руку ей на плечо и сказал:
— Ты во многом права, Бесс, но сердце у тебя берет верх над рассудком. Слушай, однако: в этом бумажнике двести долларов. Сходи в тюрьму, — там никто тебя не тронет, будь покойна, — отдай эту записку смотрителю. Когда увидишь Бумпо, скажи ему, что найдешь нужным для его утешения, дай волю своему горячему сердцу, но постарайся сохранить, Елизавета, уважение к законам.
Мисс Темпль ничего не ответила. Взяв под руку подругу, она вышла с ней на главную улицу деревни.
Они шли молча вдоль ряда домов, где сгустившаяся мгла скрывала их фигуры. Кругом было тихо, только скрипели колеса повозки, которую пара волов тащила по улице в одном направлении с идущими девушками. В сумерках можно было различить фигуру погонщика, который брел около волов ленивой походкой, точно утомленный дневным трудом. На углу, где стояла тюрьма, волы на минуту загородили путь девушкам, свернув к стене, подле которой они остановились и принялись жевать вязанку сена, которую погонщик дал им в награду за труды. Все это было так естественно и обыкновенно, что Елизавета даже не взглянула на повозку, как вдруг услышала голос погонщика, говорившего волам:
— Ну же, Пестрый! Пошевеливайся!
Что-то в голосе погонщика поразило мисс Темпль. Она подняла глаза и узнала Оливера Эдвардса в грубой одежде погонщика. Глаза их встретились, и, несмотря на темноту, он тоже узнал ее.
— Мисс Темпль!
— Мистер Эдвардс! — вырвалось у них почти одновременно, хотя какое-то чувство, общее обоим, заставило их произнести эти слова вполголоса.
— Возможно ли это? — продолжал Эдвардс после минутного недоумения. — Вас ли я вижу так близко от тюрьмы! Но вы идете к пастору. Прошу прощения, мисс Грант! Я было не узнал вас в темноте.
Луиза вздохнула, но так тихо, что этот вздох расслышала только Елизавета, ответившая:
— Мы не только поблизости от тюрьмы, мистер Эдвардс, но и идем туда. Мы хотим показать Кожаному Чулку, что не забыли его услуги и, считая своей обязанностью быть справедливыми, остаемся в то же время благодарными. Я полагаю, что вы идете с той же целью. Но позвольте нам опередить вас на десять минут. Покойной ночи, сэр, я… я… мне очень жаль, мистер Эдвардс, что вам приходится заниматься такой работой. Я уверена, что мой отец охотно…
— Я буду ждать сколько вам угодно, сударыня! Могу ли просить вас не упоминать о моем присутствии здесь?
— Конечно, — сказала Елизавета, отвечая на его поклон легким движением головы и увлекая за собой замешкавшуюся Луизу.
Когда они вошли в сторожку смотрителя, мисс Грант улучила минутку, чтобы шепнуть ей на ухо:
— Не лучше ли было предложить часть ваших денег Оливеру? Половина их достаточна для уплаты штрафа Бумпо, а он не привык к нужде! Я уверена, что мой отец не откажется уделить часть своих скудных средств, чтобы доставить ему достойное его положение.