Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII
Шрифт:
— Слушайте-ка, товарищи, боюсь, что вы не совсем понимаете, чем советская разведка отличается от буржуазной и почему она неминуемо должна победить врагов.
Пауза.
— Наши враги делают ставку на сверхчеловека, на аса, на исключительность. Когда сверхчеловека под рукой не находится, они уповают на массовость: денег у них хватает. Мы же отвергаем и то, и другое. Конечно, в каждой отдельной схватке сыграют роль умение и техническая подготовка, но победим мы совсем не поэтому. Нас движет к победе сознание высокой исторической справедливости нашего
Сергей медленно закуривает, собираясь с мыслями.
— Наши противники — наемные убийцы. Риск им щедро оплачен наперед, и каждый из них уже мечтает о лавочке или пивной, которую он потом откроет. Смерть в бою им кажется неудачно вынутым лотерейным билетом. Но давайте возвратимся в машину: времени нет. Черт возьми, так весна пройдет, а мы и не заметим! Как дышится-то, а?
Они стоят и любуются мирным пейзажем.
— Однако продолжим беседу. На каком-то повороте дела наемнику обязательно покажется, что трудности и связанный с ними риск превышают полученную им плату и работа становится ему невыгодной. Тогда он ее бросает и отходит в сторону. Этого у нас нет и быть не может! Нам дано право защищать мир на земле, перед которым риск своей жизнью кажется ничтожным: ход истории предопределил победу нашему делу, значит, и нам самим.
Трое у машины. Первой входит Альдона и садится за руль. Ганс и Сергей докуривают папиросы у открытой двери.
Сергей:
— Но и это не основное различие. Между советской и капиталистической разведкой линия раздела начинается с главного — с цели. Разведка жестока. Но цели…
Они бросают сигареты и садятся в машину. Дверца захлопывается, автомобиль трогается. На полях мирная работа: пыхтит трактор, люди роются в земле. Поют птицы.
Бледный день северной весны. Данцигская гавань. По тихой солидной улице идет Сергей. Особняк. У входной двери щит с королевским гербом и надписью на греческом и английском языках.
Сергей входит внутрь.
Фойе. Ливрейный слуга:
— Прикажите доложить, майн герр?
— По личному делу.
Обширный кабинет. В глубине за массивным столом величественно восседает сам генеральный консул, дуайен консульского корпуса вольного города Данциг. Одет под британского лорда былых времен, монокль в глазу, темный сюртук, на ногах белые гетры. Он что-то пишет. Не поднимая головы:
— Was wunschen Sie, bitte? [1]
Сергей низко кланяется и отвечает стоя:
1
Что угодно? (нем.)
— Разрешите говорить по-английски, сэр: я вырос в Америке. К моему стыду не знаю родного языка. Сегодня в порту у меня похитили портфель и в нем паспорт. Прошу выдать новый.
— Кто знает вас в Данциге?
— Никто.
— В Берлине?
— Тоже никто.
Удивленно:
— В каком-нибудь другом европейском городе?
— Увы, сэр!
Консул перестает писать. Пауза. Все еще не поднимая головы:
— В Греции?
— Ни один человек.
Консул резко вскидывает голову. В упор разглядывает Сергея, веско:
— Я это уже сам подумал, молодой человек. И поэтому не могу выдать вам паспорт. Как вас зовут?
— Александр С. Люкс.
— Гм… Да вы и не грек… Где родились?
— В Салониках.
Консул откидывается в кресле, насмешливо улыбается:
— Ну ясно: именно там, где сгорела мэрия со всеми архивами! Прощайте!
Консул снова начинает писать.
Сергей вынимает пачку денег.
— Двести долларов для бедных этого города, сэр!
Брезгливая гримаса. Сквозь зубы:
— Уберите деньги! Я не занимаюсь благотворительностью.
Строго:
— Повторяю: прощайте!
Сергей несколько обескуражен. Потом приходит в себя. В позе решимость. Он встряхивает головой. Теперь на лице наглая усмешка.
Сергей садится без приглашения, берет в рот сигарету, а фосфорную спичку чиркает через документ под носом дуайена. Закуривает, пускает дым ему в лицо и лезет локтями на стол.
Консул откидывается на спинку кресла. Пауза.
Консул глухо:
— Что это значит?
— Значит, что вы культурное обращение не уважаете, — Сергей говорит на жаргоне нью-йоркских гангстеров. — Зви-няюсь. Вижу, вам будет так понятнее. Я мозги вам враз вправлю. Мне нужна липа! Ли-па! Дошло, консул? Не тушуйтесь, я отселева топаю в Женеву. Там наши сунут мне ксиву на бетон, вашу толкану в уборную, а на той мотаюсь дальше, домой, в Нью-Йорк. Понятно толковище?
Консул протирает монокль. Шепотом, боязливо взглянув на дверь:
— Откуда едете?
— С Сингапура.
Его превосходительство передергивается. Вставленный монокль опять падает.
— Вы знаете, кто убил полковника?
Сергей наклоняется через стол. Хрипло:
— Я.
Молчание. Консул торопливо заполняет паспортную книжечку.
— Получите.
— Дайте и его для пограничников, понятно? На показуху.
— Кого?
— Любимого нашего короля. С рамкой. И штоб с ленточкой.
Скрипя зубами консул протягивает Сергею увитый национальной ленточкой портрет короля в рамке. Сергей вынимает из заднего кармана брюк пистолет, кладет его на бумаги перед консулом. Портрет сует себе в задний карман брюк.
— Спрячьте, пожалуйста, пистолет. Я этого не люблю. Может войти слуга.
— Хе-хе, бухало же — друг и кормилец честного человека, консул! Ну ладно! Короля я устроил на теплом месте, бухало ложу поближе к сердцу, а новую липу — в бумажник! Пор-р-рядочек!
Они встают. Консул — как побитая собака, Сергей — как хозяин положения. И вдруг Сергей почтительно сгибается, меняет выражение лица и сладким голосом лепечет:
— Я счастлив, ваше превосходительство, что наша родина имеет за границей столь превосходных представителей!