Пирамида Хуфу
Шрифт:
Утром следующего дня писец увел с собой Инара. Они пришли в кузницу. Инар решил, что его привели сюда работать. Он стоял, разглядывая отлично сделанные молотки, зубила и ножи, которые здесь изготовлялись и ремонтировались. К нему подошел кузнец. Чему-то улыбаясь, он сунул ему в руки щипцы, которыми попросил подержать медный молоток. Их обычно ковали для большей твердости. Инар, нагнувшись, старательно держал, пока кузнец его обрабатывал. И вдруг от страшной пронизывающей боли на спине он дико закричал и свалился на пол. Над ним склонился писец и торжествующе проговорил:
— Вот теперь ты никуда не убежишь!
И до Инара дошла еще далекая, неосознанная мысль, что его заклеймили как раба каменоломен. И когда с новым приступом боли она стала ясной и реальной, он затих в состоянии глубокого душевного оцепенения. Отныне позорное пятно навсегда, до конца его жизни, останется на спине. От него никуда не уйти, невозможно его смыть, стереть или спрятать. Он дрожал всем телом и закусил до крови губы, чтобы не кричать. Писец холодно смотрел на него. Из храма было дано предписание немедленно заклеймить важного государственного преступника. Теперь даже бегство ничего не могло изменить. Всюду вездесущие чиновники и писцы поймали бы его, да и простым людям понятно, что это всего-навсего презренный раб.
Писцу надоело с ним возиться, и он толкнул его ногой:
— Довольно хныкать, пора на работу. Вставай!
Инар поднялся и, спотыкаясь от боли и горя, побрел за надзирателем в каменоломни. Писец же пошел писать донесение храму Птаха, что посланный на каторжные работы Инар, сын Анупу, заклеймен, как и было приказано.
Инар присел на камень. К нему подошел Эсхил, и увидев кровоточащую рану, все понял. Он обнял Инара:
— Не горюй, сынок! Всем было горько от потери свободы, от того, что на всю жизнь останется это пятно. Не горюй, не убивай себя напрасно. Может, и изменится что к лучшему.
Около них собралась вся группа. Товарищи с сочувствием смотрели на Инара. Эсхил внимательно осмотрел рану и, вытащив из повязки мешочек, осторожно посыпал ее порошком какой-то сухой травы. Боль постепенно стихла. Эсхил взглянул на окружающих и сказал, посматривая в сторону, откуда приходил Пекрур:
— Вот что, друзья, придет Прекрур, нам будет плохо, пойдемте ломать камень. Ты, Инар, посиди здесь, мы твою работу сделаем.
Однако когда Эсхил через несколько минут посмотрел на юношу, он увидел, что тот лежит без сознания. Эсхил быстро подошел и смочил ему лоб водой. Инар долго не приходил в себя. Когда он с усилием открыл глаза, подошел Перкур. Увидев лежащего Инара, он заорал:
— Опять, лодырь, лежишь? Нельзя на минуту отойти. Вместо работы — развалился!
Свистящий бич мелькнул в воздухе, но Эсхил прикрыл Инара своей спиной. Второй удар тоже достался ему.
— Не видишь, начальник, что человеку плохо? — тихо произнес Эсхил и встал. Его ссутулившееся тело с широко расставленными ногами выражало отнюдь не покорность, а скорее угрозу, как будто он готовился к прыжку. Сузившиеся блестящие глаза колюче и насмешливо смотрели на надзирателя. Пекрур предпочел не заметить вызова в дерзком каторжнике и злобно толкнул лежащего Инара:
— Чего разлегся? Ломай камень. Не на пир сюда доставлен. — Он ненавидящими глазами смерил Эсхила, который уже энергично забивал кол в просверленную щель. Остальные молча работали, не поднимая глаз. Инар медленно вставал, стараясь преодолеть слабость и головокружение. Перкур ворча удалился в соседний карьер, где у него был приятель.
— Чтоб тебе не вернуться, чтобы сгнить в каменоломнях, чтобы попасть в зубы крокодилу, — озлобленно ворчал ему вслед изможденный каменотес.
Эсхил с беспокойством глянул на юношу.
— Лучше стало? Помочи голову и попей воды, работай здесь в тени.
От его заботливого голоса Инару стало легче. Он подошел к своему месту и начал высверливать отверстия по прочерченной линии. И невольно думал о том, что здесь, среди каторжников, заклейменных на вечное рабство, были люди, не боящиеся встать на защиту другого. Этот чужеземец, невесть как попавший в рабство в чужую страну, был настоящим человеком.
Вернувшись из Синайских рудников, Руабен узнал о несчастье Инара. Он был потрясен и упорно думал, как ему помочь. Отзывчивый и добрый, Инар был горяч и неосторожен. Несчастия единственной в городе близкой семьи глубоко тронули Руабена. Он решил сходить к Хемиуну. Вельможа принял его, как обычно, в саду, где он любил отдыхать и просматривать на кусках папируса донесения начальников отрядов со строительства Ахет Хуфу.
Далеко не уверенный в успехе предприятия, смущенный необычайностью своей просьбы, скульптор рассказал о несчастиях в семье Анупу и робко попросил вернуть домой девушку и облегчить наказание Инару.
Хемиун внимательно слушал. Гордый и властный, он был в своих поступках требовательным, но справедливым.
Он молча сидел, думал и хмурился. Пальцы холеных рук с раздражением отрывали кусочки листьев от ветки оливы. В его мыслях шла борьба. Он был зол на Яхмоса. В скульптурной мастерской Хемиуна выполняли дорогие и сложные работы. Каждый ваятель ценился, и мастерская была перегружена срочными заказами. Благодаря непрошеному вмешательству заносчивого жреца он лишился двух отличных мастеров, а вот третий ждет его помощи и, еще чего доброго, попадет в какую-нибудь новую историю. Он считает чати всемогущим. И князь со злостью рвет ветку. Хемиун терпеть не мог Яхмоса, но тот был страшно богат, знатен, способен на всякие козни, как бог зла Сет. И это еще полбеды. Со знатностью Хемиуна и его весом при дворе трудно соперничать. И нрав у Хемиуна тверд и неуступчив. По натуре он боец, обладает несокрушимой энергией. Но к чему поведет эта борьба, когда речь идет всего лишь о ремесленниках. И может ли он, чати, один из знатнейших князей Черной Земли, вступать в спор с жрецом крупнейшего храма столицы из-за какой-то хорошенькой простолюдинки? Как после этого будет смотреть народ на поражение жреца из знатного сословия? Сам царский родственник, он свято охранял привилегии своего сословия. Невозможно будет замолчать эту историю, если он вмешается в нее.
Несколько недель назад он вынужден был пойти к царю и доложить о трудностях на строительстве, о нехватке продовольствия. Царь собрал верховных жрецов храмов и обязал оказать помощь из своих сокровищниц и продовольственных складов. Сколько раз приходилось за эти годы обращаться к храмам! Самые большие запасы зерна у них. И богаче всех храм Птаха. От него поступил огромный вклад. На последнем совещании жрецов именно Яхмос сыграл главную роль. Хемиун прекрасно знал, что хитрый честолюбец мечтает о леопардовой шкуре верховного жреца и поддержка его отнюдь не бескорыстна. Но окончание строительства зависит от поддержки храмов и особенно от самого богатейшего в стране. Высоко стал подниматься храм Ра, но ремесленники, да и многие другие, больше всех богов почитают своего бога умельцев — Птаха. В храме Яхмос играет роль чуть ли не большую, чем Птахшепсес. Ссориться с Яхмосом нельзя из-за сословных и деловых соображений.
Все эти мысли роем пронеслись в озабоченной голове Хемиура. Он глянул на понурившегося любимца, и стало жаль его.
— История твоих друзей не обещает хорошего конца. Твой друг совершил тяжелый проступок и избавить его от наказания невозможно. Я могу лишь облегчить его участь. Дня через три сообщу, что могу сделать. — И строже добавил: — Я запрещаю тебе делать что-либо самому. На примере своего друга ты должен понять, как опасно вмешиваться в дела храмов и государства. Я тебя ценю и не желаю терять из-за безрассудных действий. Если тебе что потребуется, приходи — помогу.