Пиранья против воров (Пиранья-5)
Шрифт:
Хлынов молчал чуть ли не добрую минуту. Потом с превеликой неохотой ответствовал:
– К сожалению, нет. Такое впечатление, что вмешался какой-то новый, неучтенный фактор.
– Говоря проще, сидишь в жопе, - жизнерадостно уточнил лысый.
Хлынов резко развернулся к нему:
– А вы, любезный, можете какими-то блестящими достижениями на этот счет похвастаться? Или как?
– Ну чего ты сразу в душу с сапогами...– пробурчал Котовский с некоторым смущением.– Согласен, чего там - неучтенная какая-то паскуда... Ничего, пусть нам его Степаныч вычислит, а уж я у него на спине фестончики вырежу...
– Я вам еще нужен, Кирилл Степанович?– хладнокровно осведомился Хлынов.
– Пожалуй, нет пока, - сказал Мазур.
– Тогда я, с вашего разрешения, удаляюсь.
– Петух ставленный, - сказал Котовский, едва за его коллегой захлопнулась дверь.
– Не любишь ты его, а?– хмыкнул Мазур.
– Мент есть мент, Степаныч. Поглядел бы я на тебя, если б ты с мое за колючкой погостил... Папа говорит, тебе в город понадобилось?
– Работать надо, - сказал Мазур.– Отвезешь?
– О чем базар. Может, тебе персональные колеса выделить?
– Это потом, - сказал Мазур. Покачал на ладони кобуру.– Патроны хоть боевые?
– Обижаешь, Степаныч, Папа с тобой честно играет. Ты уж его не подведи, родненький. Он у нас человек простой - за хорошую работу и платит хорошо, а вот ежели напортачишь или на измену тебя пробьет - я о тебе заранее рыдаю горючими слезищами...
– Учту, милый, - сказал Мазур.– У тебя что, собственных соображений и в самом деле нет?
Лысый верзила поерзал в мягком кресле, шумно причмокнул, с деланно бодрой улыбкой пожал плечами:
– Папа достает, теперь ты взялся...
– Друг ты мой единственный, - задушевно сказал Мазур.– Ты меня убедил. Я хочу сработать хорошо. А потому давай серьезно к делу подходить.
– Да понимаю я...
– Тогда?
– Полная непонятка, - сказал Котовский серьезно и зло.– Я и этом городе, чтоб ты знал, живу давненько, чуть ли не с младенчества - ну, понятно, с перерывами на экскурсии по холодным краям... И будь это в моих способностях, в моем опыте, я бы давно этого гада вывел на свет, держа за яйца... Но вот не получается, хоть ты меня зарежь. Отсюда проистекает, что искать надо где-то в другом месте. Для того именно тебя, хороший мой, и позвали.
– Циничный вопрос, - сказал Мазур.– Мог бы этот ваш Хлынов выйти на закоперщиков, но промолчать? По всяким причинам...
– Да нет, шалишь, - без раздумий откликнулся Котовский.– Я бы непременно узнал. Системка отлажена, знаешь ли... Хоть я его терпеть ненавижу, мента ссученного, но могу тебе сказать авторитетно: божусь за пидараса, что и он ни черта не раскопал...
– Ну что ж, веселые дела...– сказал Мазур, вертя в руках свое, изволите ли видеть, снаряжение.– Поехали?
Он затянул узел галстука, накинул пиджак поверх кобуры, и оба вышли во двор. Там стояла столь же благолепная тишина, наблюдалось прежнее безлюдье, только широкоплечий организм с овчаркой на поводке прилежно прохаживался вдоль кирпичного забора. Овчарка была та же самая, вчерашняя, а вот детинушка другой, ранее не виденный.
Котовский, глянув в ту сторону, ускорил шаг, пробормотав:
– Собак не переношу, чтоб их... Знал бы ты, что это такое, когда эти твари за тобой чешут в побеге...
– Знаю, - кратко сказал Мазур.
Он и в самом деле это прекрасно знал, он многое мог бы лысому блатарю порассказать - как бывает, когда по твоим следам спешит не лагерный конвой, а тщательно выученный державой спецназ, не хуже собак умеющий читать малейший следочек в жесткой африканской траве, тут же, и собаки... Конечно, тут же, для надежности, если напрячь слух, можно разобрать азартный скулеж и рявканье, и преследователи не лопухи, чтобы ловиться на поставленную наспех примитивную растяжку, а самое паршивое, самое поганое - что у них есть рация, и в небе скоро могут оказаться вертолеты, а до желтых унылых гор еще слишком далеко...
Он остановился, вежливо кивнул. Очаровательная Лара, мадонна из роскошного поместья, столь же дружески ему кивнула, придерживая дверку белой машины. Рядом с ней стоял пацанчик лет трех, симпатичный каре-глазик, таращившийся на окружающее, как и следовало ожидать, с наивной простотой несмышленыша. Мазур мельком подумал, что это дите, уж конечно, будет знать о ходках и колюч чисто теоретически - а там, глядишь, и окончит себе какой-нибудь Кембридж, чем черт не шутит...
– Папин?– тихонько спросил он, когда белая машина, плавно и бесшумно проплыв мимо них, выехала за ворота.
– А то чей же?– Котовский распахнул дверцу знакомой "Волги".– Хороша лялечка?
– Хороша, - искренне сказал Мазур.
Зеленые ворота распахнулись перед их машиной. С места дав газу, Котовский протянул:
– В жизни всегда есть место романтике... Знаешь, как Папа ее в свое время снял? Да как в кино. Едет это он себе в ливень, а на обочине девочка мокнет, зонтик, дуреха, не захватила... Ну, Папа у нас жентельмен, да и девочка хороша... Словом, тормозит он свой мерсюк - мы тогда еще на мерсюках рассекали - включает обаяние на полную катушку - порядочные девочки мерсюков, знаешь ли, опасаются - довозит красоточку чинно-благородно до ее родного подъезда... И западает. Тянулось это долго, артачилась девочка, представь себе: подарки не брала, замуж не соглашалась... Бывают же такие, а? Остались еще по углам бывшей необъятной...
– Он ей, конечно, не стал объяснять, кто он по жизни такой?– усмехнулся Мазур.
– Да уж конечно. К чему еще больше пугать? Коммерсант и есть коммерсант. Потом-то разобралась, конечно, но к тому времени она уже в законных числилась, и животик рос... Ничего, перенесла. Как-никак в двадцать первом веке живем. Да и Папа умеет убедительно поговорить за жизнь. Мало ли кто в молодости в пиратах плавал.– Котовский тяжко вздохнул: - А знаешь, что самое пикантное? В тот день Папа мог в мерсюк и не сесть, и ехал бы в нем я один - и уж не позволил бы такой лялечке под ливнем мокнуть... Я ж его и убедил тогда, брось, говорю, Папа, дела до завтра подождать могут, не горит, поедем лучше проветримся, ливень, мол, хлыщет, а мы - внутри, в тепле и уюте, коньячок посасываем...